Но вдруг пикап рыскнул вправо, накренился, и почему-то подпрыгнув задом, неторопливо опрокинулся.
Все еще не веря своим глазам, Ганс уже автоматически набирал ход, побежав к перевернутому грузовичку. Увидел, как из пассажирской двери выползает Гарсия (водитель признаков жизни пока не подавал), и заорал, целясь в него из второй винтовки:
— Стой! Все равно от меня не сбежишь, падаль! Стоять, кому говорю!!
Дон выпал из кабины в грязь, и пополз в нависающие над дорогой джунгли. Естественно, слушаться Берна он не собирался. Им сейчас двигал инстинкт самосохранения, побуждающий к бегству. Подхватившись с земли, наркобарон запетлял между деревьев, как кролик, но сил у него оставалось все меньше и меньше. Слабое, оплывшее жиром рыхлое сердце сдавалось, замирая в груди.
Ганс догонял его. Даже не особо торопился теперь. Он понял, что преступник не уйдет никуда от возмездия.
Но когда капитан практически уже настиг беглеца, тот вдруг схватился за шею, и упал наземь. Ганс затормозил, и пораженно посмотрел на недвижно лежащее тело. Он-то точно не стрелял в Гарсию. Кто? Он заозирался на ходу, не желая за компанию с бандитом нарваться на прицельную пулю.
И тут он увидел ЕГО. ОН шел прямо, гордо, его лицо было печально и серьезно.
— Приветствую тебя, полицейский, — сказал он тихо (но Ганс услышал), и направился к лежащему ниц эквадорцу.
— Что ты задумал в это раз, Легаро? — выкрикнул Ганс, скрывая свою растерянность. — Стой, где стоишь! — он наставил винтовку на бывшего проводника группы. То, что немец не доверял индейцу после похищения командира и журналистки, было вполне объяснимо.
— Ты не выстрелишь в меня, — спокойно произнес Чеко. — Я чувствую, что твое сердце наполнено болью и яростью, но стрелять ты не станешь. Выслушай меня. Судить будешь потом.
Он присел над Ларинчей. Ганс все еще не мог понять, из чего же стрелял индеец, а то, что стрелял именно он, было бесспорно. Увидев в его руках длинный предмет, он решил было, что это ружье, но сразу увидел, что ружье преспокойно висит у проводника за спиной. А в руках была простая деревянная трубка, изукрашенная резьбой. Присмотревшись к валяющемуся дону, Ганс увидел, что из его шеи торчит тонкая стрелка с красно-желтым густым оперением. Полицейский припомнил, что такую видел в руках бедняги-индейца из деревни.
— Так вы решили убить его сами? — догадался он, не опуская оружия. — Заметаете следы, уважаемый? — от нечеловеческой непринужденности и странного поведения аборигена Ганс ощутил себя чрезвычайно неуютно, и попытался скрыть свое смущение и растерянность за издевательски-подозрительным тоном.