От изумления Эстер чуть не уронила письмо.
— Миссис Рейнолд? За каким чертом она приглашает вас?
— Не имею понятия. Я ее почти не знаю. Вот Дороти, ее дочь, я навещаю время от времени, но видит Бог, о Роне мы с ней никогда не говорим. Стоит упомянуть его имя, как у нее начинается сердечный приступ.
— Как по-вашему: не могла ли она узнать что-то такое о Роне, чего мы не знаем?
— Каким образом?
— Ну, скажем, по ошибке. Ведь она по-прежнему носит фамилию Гэлловей, и ей могли сообщить что-нибудь, вместо того чтобы обратиться ко мне. — Эта мысль вызвала краску на щеках Эстер. — Разве это не логично?
— Мне кажется, да.
— Вы должны поехать к ней и все выведать, Гарри. — Гарри облокотился на стол и поник головой.
— Не теперь.
— Вам надо поехать.
— Сейчас я никого видеть не хочу.
— Но ведь со мной-то вы говорите.
— Это потому, что мы с вами в одинаковом положении.
— Не совсем, — довольно резко возразила Эстер. — Вы знаете, где ваша жена, знаете, что она жива и здорова. Значит, мы не в одинаковом положении, разве не так?
Гарри медленно, с усилием поднял голову, будто она налилась свинцовой тяжестью. Глаза их встретились, но он ничего не сказал.
— Гарри! Помогите мне. Поезжайте и поговорите с Дороти.
— Сейчас?
— Да, сейчас.
— Что ж, сейчас так сейчас, — устало сказал он.
Гарри сел в машину и включил радио. Вечерняя программа новостей начиналась в шесть часов. Волнения в Израиле. Крушение товарного поезда в Калифорнии. Растут акции на фондовой бирже. Пожар в универмаге на побережье. Возле Денвера разбился самолет. Об исчезновении Рона ни слова. «Наверное, потому что сегодня воскресенье, — подумал Гарри. — По воскресеньям этот чертов город замирает. Может, Телма права, и надо переехать в Штаты. Позвоню ей и скажу об этом — хотя нет, она велела подождать. Что ж, надо набраться терпения».
Он свернул на Авеню-Роуд, потом на улицу Гранта и мили через две от перекрестка подъехал к дому, который Дороти называла домом своей матери.
Дом обступали разные постройки, но он оставался обособленным и непроницаемым, как каменная крепость, с его четырехэтажными башнями и забранными решетками окнами. «Средневековый замок, — подумал Гарри, припарковывая машину на подъездной дорожке. — А в замке ждет принцесса в своей башне из слоновой кости. Но не спящая красавица. Бедная Дороти страдает бессонницей».
Гарри мог смеяться над домом, над самой Дороти, даже пожалеть ее или облить презрением, но в то же время его брала оторопь, он чувствовал себя стесненно и неловко при виде богатства, словно карлик, лишенный гормона роста и вдруг оказавшийся среди великанов.