— Ты еще услышишь немало слов, которые тебе не понравятся, Телма. Уж лучше подумай о них сейчас, чтоб они не застали тебя врасплох.
— Мне плевать, что обо мне будут говорить.
— Едва ли. Приготовься встретить реальность такой, какая она есть.
— Я готова. Вот моя реальность. — И она приложила руку к животу. — Для меня реальность — мой ребенок. Я хотела ребенка, с тех пор как себя помню, а теперь он растет во мне.
— Реальность — не один-единственный факт. Это сочетание тысяч, миллионов…
— Ты отказывал мне в ребенке, Гарри, отговаривался тем, что я будто бы слишком стара, чтобы в первый раз рожать, и ты боишься, как бы со мной чего не случилось, и в результате потерял меня. Да, ты меня потерял.
Он беспомощно покачал головой, не в силах что-нибудь произнести.
— И это твоя вина, Гарри. Поэтому я даже не прошу у тебя прощения и не считаю себя виноватой. Я хотела ребенка больше всего на свете, видела, что годы идут, я старею, и никакого мне нет утешения. Я не ощущала в себе жизни, чувствовала себя мертвой и бесполезной. Не говори мне о реальности, Гарри. Что бы ни случилось, я об этом не жалею. И никогда не пожалею. Буду жить ради сына.
Ее речь прозвучала так, словно она выучила ее давным-давно и не раз репетировала перед зеркалом, готовясь к тому моменту, который теперь наступил.
— Значит, ты все рассчитала заранее? — спросил Гарри.
— Нет, это не так.
— Грубо говоря, ты подцепила его на крючок?
Телма посмотрела на него с известной долей презрения во взгляде:
— Думай что хочешь. Теперь уже ничего не изменить.
— Но почему? Почему Рон? Почему мой лучший друг? Ведь у него жена и дети. Во имя всего святого, неужели ты не могла остановиться и подумать? Или, по крайней мере, поговорить со мной и рассказать, что с тобой творится?
— Я пробовала начать разговор. Ты никогда меня не слушал. Слышал только то, что хотел услышать. У тебя все было в розовом свете, полная идиллия: дом, жена, которая присматривала за ним, вовремя подавала тебе еду, гладила рубашки…
— Мне достаточно было одной тебя, — сказал Гарри. — Мне ничего и никого не надо было, потому что я любил тебя. И до сих пор люблю. О, мой Бог, Телма! Неужели нельзя забыть этот кошмар и вернуться к прежней жизни?
— Я не хочу возвращаться к прежней жизни. Даже если бы смогла. У меня могут быть большие неприятности, но я, по крайней мере, чувствую, что живу, у меня есть будущее, которое я разделю с сыном. И с Роном. — Голос ее чуточку дрогнул, когда Телма произнесла это имя, в нем исчезла уверенность, с которой она говорила о ребенке. — Да, конечно, и с Роном.