— Дорогое дитя мое, — нежно начала она, — ты уже взрослая девушка и начинаешь, как я заметила, мучиться бездействием и однообразием твоей настоящей жизни.
Слезы внезапно полились из глаз Ирены.
— Я мучаюсь только тем, что живу вдали от тебя и не могу чаще тебя видеть, чаще чувствовать на себе взгляд твоих чудных, ласкающих, нежных глаз.
— Я также, дорогая моя, страдаю от этой разлуки, но она необходима для твоего же счастия. Потом я расскажу тебе причины, принудившие меня к ней, передать же их тебе в несколько часов нет возможности.
Анжелика Сигизмундовна уже давно сочинила целый роман, который и намеревалась рассказать в надлежащее время своей дочери, лишь бы скрыть от нее жестокую истину ее позорного существования.
— Если мы и жили до сих пор в разлуке, — продолжала она, — то не обвиняй в этом мое сердце, мою любовь к тебе, готовую на всякие жертвы…
Она чуть-чуть не сказала «на всякие преступления», но вовремя остановилась.
— О, я никогда и не думала иначе! — воскликнула Ирена, бросаясь к ней на шею. — Если я немного грущу и скучаю, стала даже капризной с некоторых пор, то все-таки я не неблагодарная… Я знаю, как ты меня любишь!
— Да, я люблю тебя, я люблю тебя больше, чем ты можешь предполагать.
Она порывисто прижала дочь к груди.
— Не в том, впрочем, дело. Напротив, я хотела бы тебя успокоить. Я отлично понимаю, что ты чувствуешь… это так естественно в твоем возрасте. Все мы прошли это. Ты становишься женщиной, вот в чем весь секрет, а женщине нужна другая жизнь, нежели девочке!
Ирена с вопросительным недоумением глядела на нее.
— Я одна могу тебе в этом помочь, могу изменить твою жизнь, и я на это решилась…
— А! — могла только воскликнуть взволнованная молодая девушка.
— Я теперь тебя покину в последний раз. Через четыре, много пять месяцев я возвращусь, и тогда уже мы не расстанемся…
— Мы будем жить здесь?
— Нет, я увезу тебя.
— В Петербург?
Анжелика Сигизмундовна заметно вздрогнула.
— Нет, не сразу в Петербург.
— Отчего?
— Петербург… ты это узнаешь после… возбуждает во мне тяжелые воспоминания… Я ненавижу этот город.
Ирена взглянула на нее с удивлением.
— Особенно потому, — поспешно прибавила мать, — что этот проклятый Петербург до сих пор разлучал нас с тобою.
— Ты там страдала, бедная мама, ты там была несчастна?
Анжелика Сигизмундовна засмеялась, но таким смехом, который тотчас же постаралась заглушить, настолько он был, по ее мнению, неуместным в присутствии ее дочери.
— Да, да, именно! — быстро сказала она. — И уж, конечно, не я повезу тебя в Петербург. Это, быть может, сделает твой муж!