– Противник атаковал аванпосты.
Узнав, за каким интересом прибыл британский генерал, он подтвердил:
– Да. Что-то похожее мы наблюдали при рекогносцировке. Однако, сэр, здесь может быть опасно, линия фронта нестабильна.
Далее японцам стало не до европейского гостя – русские проявили серьёзность намерений.
Предоставленный практически сам себе (с ним был лишь денщик), Гамильтон оказался перед выбором: двинуть с офицерами на более близкие подступы к линии фронта, веря, что коль русские сумели отбить все атаки на этих крутых перекатах, то японцы и подавно не уступят. Либо подняться на доминирующую над остальными возвышенностями сопку.
И недолго думая, всё же выбрал её, направив свою лошадь в тыл.
«Да! Далековато, немного невыгодный ракурс, исключающий вид на один из флангов, но зато остальная часть поля боя будет как на ладони».
Лошадей денщик отвёл на обратный склон. Гамильтон приготовился, удобно улёгшись на специально взятую для такого дела циновку. Вооружился биноклем, хорошей зрительной трубой и на всякий случай писчими принадлежностями – делать заметки.
Успел вовремя, представление только начиналось. Похоже, что русские накапливались для атаки, пользуясь естественными укрытиями. Между передовыми линиями противоборствующих было значительное расстояние, и ружейная стрельба велась с сомнительным успехом.
Наконец наметилось активное шевеление, и Гамильтон, настроив более дальнозоркий монокуляр, увидел тех самых обещанных «панцирников в пятнистом».
Расстояние делало движение тягучим – невзрачные семенящие букашки на пегом поле. Увеличение подзорной трубы давало более чёткие детали… почти чёткие – всё ж дистанция значительная, но бинокль оказался предпочтительней. Приближая, «цейс» не сужал панораму, дав оценить и темп, с которым двигались русские.
Посчитать численность неприятеля было сложно, но примерно около трети роты высыпало из укрытий, рассеянной цепью пробежав ярдов сто – сто пятьдесят… и раскатилось серо-бурыми комочками, залегая, открыв довольно частый ружейный огонь.
В этот раз, против обыкновения – никакой стрельбы залпами.
«Что это… русские празднуют труса? – пока ещё с усмешкой задавался Гамильтон. – Не вижу лихой штыковой атаки».
Оценить плотность и точность огня рассредоточившейся русской цепи было сложно, но под её прикрытием выскочившая вслед вторая цепь одним махом преодолела необходимое расстояние и, распластавшись рядом, включилась в перестрелку.
«Сказать, что противник понёс большие потери при такой тактике? Так – нет! – Несмотря на профессиональный и почти спортивный интерес, Гамильтон почему-то расстроился. – Две… три фигурки остались лежать. Да и то… по-моему, шевелятся».