Тотчасъ по отправленіи Молчалина къ сестрамъ, Графъ Клешнинъ объяснился съ Натальей), и предложилъ ей свою руку. Онъ надѣялся, что такая неожиданная для нея честь принята будетъ съ восторгомъ; но Наталья, замѣтивъ давно,-- что онъ влюбленъ, и что сердце его уже въ ея власти, хотя была и очень рада, но, по холодности своей, не изъявила большаго восхищенія. Она отвѣчала, что соглашается на его предложеніе, такимъ тономъ, который даже нѣсколько оскорбилъ и удивилъ жениха. Какъ-бы то ни было, но -- дѣло окончилось. Графъ Клешнинъ былъ вознагражденъ необыкновенною радостію и восторгомъ Алексѣя Холмскаго. Князь и Княгиня Рамирскіе были также очень довольны. Вскорѣ всѣ въ домѣ узнали, и поздравляли Наталью; но гласную помолвку, для сохраненія приличій, рѣшились отложить до полученія согласія матери.
Одна Софья была душевно огорчена такимъ неравнымъ бракомъ. Хотя она сама себѣ сознавалась, что надмѣнная, безчувственная, холодная Наталья способнѣе всякой другой кое-какъ прожитъ съ Графомъ Клешнинымъ; но за всѣмъ тѣмъ не могла преодолѣть въ себѣ чувства горести, думая, что прекрасная, молодая женщина жертвуетъ собою, и обязана будетъ провесть весь вѣкъ съ больнымъ, старымъ мужемъ. О капризахъ, сумазбродномъ характерѣ, ревности, надмѣнности, грубостяхъ Графа, говорили многіе изъ числа гостей, бывшихъ въ Никольскомъ, и она сама имѣла возможность увѣриться въ томъ, наблюдая за нимъ въ это время.
"Хорошо-ли ты обдумала странное и непостижимое для меня намѣреніе твое?" -- сказала ей Софья, оставшись вечеромъ, наединѣ съ Натальею, и выслушавъ отъ нея подробное исчисленіе всѣхъ выгодъ, ожидаемыхъ ею отъ сего брака. "Какъ, мнѣ кажется, можно рѣшишься соединить на вѣкъ судьбу свою съ больнымъ, капризнымъ, сумазброднымъ старикомъ, имѣя въ виду одно только то, о чемъ сей часъ, съ такимъ восторгомъ, ты мнѣ говорила: называться Графинею) жить въ большомъ, хорошо убранномъ домѣ) имѣть прекрасный экипажъ, носить брилліанты и дорогія шали? Можно-ли жертвовать счастіемъ всей жизни для такого вздора!"
-- Напротивъ -- отвѣчала Наталья -- весь этотъ, какъ ты, по философическимъ твоимъ сужденіямъ, называешь, вздоръ, составляетъ именно истинное мое счастіе. Лично на особу Графа Клешнина смотрю я весьма равнодушно. Вообще, чувство, такъ называемой, любви, я почитаю за сущую химеру. Спокойная, изобильная жизнь, въ богатомъ состояніи -- вотъ, по моему мнѣнію, въ чемъ состоитъ истинное счастіе! Признаюсь тебѣ: я безъ ужаса не могла вообразишь о времени возвращенія моего къ маменькѣ, или къ сестрѣ Катеринѣ; думала даже искать себѣ мѣста гувернантки, или компаньонки, въ какомъ нибудь богатомъ домѣ! Образъ вашей жизни, пища, недостатокъ -- все это было свыше моихъ силъ, и дѣлало меня совершенно несчастливою.--