Снег шел несколько дней подряд. У Пат была температура, и ей не разрешали вставать с постели. В этом доме многие температурили.
— Всё из-за погоды, — сказал Антонио. — Слишком тепло. И вдобавок этот фен. Недаром говорят: лихорадочная погода.
— Прогулялся бы ты хоть немного, дорогой, — сказала Пат. — А на лыжах кататься умеешь?
— Нет. Откуда мне уметь, я никогда не был в горах.
— Антонио тебя научит. Ему это только доставит удовольствие — ты ему симпатичен.
— Мне куда приятнее находиться здесь.
Она привстала на кровати. Ночная рубашка соскользнула с плеч. Господи, до чего она отощала! Да и шея стала совсем тонкой.
— Робби, — сказала она, — сделай это ради меня. Не хочу, чтобы ты тут без конца сидел у ложа больной. И вчера сидел, и позавчера — этого уже более чем достаточно.
— Я с удовольствием сижу здесь, — возразил я, — и снег меня нисколько не привлекает.
Она громко дышала, и я различал неровные хрипы.
— На этот счет я поопытнее тебя, — сказала она и облокотилась о подушку. — Так будет лучше нам обоим. Сам потом увидишь. — Она с трудом улыбнулась. — Еще успеешь насидеться у меня после обеда и вечером. А с утра не надо, милый. А то мне становится как-то тревожно. Утром у меня жуткий вид. Из-за температуры. А вечером все по-другому. Я поверхностная и глупая женщина — не желаю быть уродливой, когда ты видишь меня.
— Что за чепуха, Пат! — Я встал. — Ладно, будь по-твоему. Прогуляюсь немного с Антонио. К двенадцати вернусь. Надеюсь, моя лыжная вылазка обойдется без переломов костей.
— С лыжами ты быстро освоишься, дорогой. — Ее лицо стало спокойным — выражение боязливой напряженности исчезло. — Ты очень скоро научишься замечательно кататься.
— А у тебя почему-то всегда охота очень скоро и замечательно выпроводить меня отсюда, — сказал я и поцеловал ее. У нее были влажные и горячие руки, а сухие губы потрескались.
* * *
Антонио жил на втором этаже. Он одолжил мне пару ботинок и лыжи. Все подошло — мы с ним были одинакового роста. Мы пошли на учебную поляну за деревней. По дороге Антонио внимательно посмотрел на меня.
— При повышении температуры больные начинают нервничать, — сказал он. — В такие дни здесь творятся странные вещи. — Он положил лыжи перед собой и закрепил их. — Самое страшное — это ожидание и полная невозможность что-либо предпринять. От этого больные лишаются последних сил, теряют рассудок.
— Здоровые тоже, — ответил я. — Потому что присутствовать при сем и быть совершенно бессильным…