— Придется подыскать себе какую-то работу, — сказал он. — Как там в этом отношении?
Я пожал плечами. Стоило ли объяснять ему, что вероятнее всего он ничего не найдет. Он и сам достаточно скоро это поймет.
— Есть у вас связи, друзья или что-нибудь в этом роде?
— Друзья… сами, небось, знаете… — Он иронически улыбнулся. — Когда у тебя вдруг кончаются деньги, они отскакивают от тебя, как блохи от мертвой собаки.
— Тогда вам будет трудно.
Он наморщил лоб.
— Понятия не имею, чем это все кончится. Осталось у меня всего несколько сотен марок. А если в последнее время я чему и научился, то только одному — расшвыривать деньги. Видимо, мой профессор и в самом деле был прав, но в другом смысле: именно через два отпущенных мне года я действительно сыграю в ящик… но при помощи пули.
И тут меня вдруг охватило какое-то бессмысленное бешенство против этого дурацкого болтуна. Неужто он так и не уразумел, что такое жизнь? Впереди меня шли Пат и Антонио. Я смотрел на ее тоненькую от болезни шею, я понимал, как ей хочется жить, и в эту минуту готов был убить Рота, если бы это могло спасти Пат.
* * *
Поезд ушел. Рот махал шляпой. Провожающие выкрикивали ему вдогонку пожелания всевозможных благ и смеялись. Какая-то девушка, спотыкаясь, бежала по перрону и срывающимся высоким голосом вопила: «До свидания! До свидания!» Потом она вернулась и разразилась слезами. Остальные вроде бы смутились.
— Эй! — крикнул Антонио. — За плач на вокзале штраф! Старый закон нашего санатория! Штраф в фонд следующего праздника!
Величественно он протянул ей открытую ладонь. Все захохотали. Девушка улыбнулась сквозь слезы, стекавшие по ее жалкому, востроносому лицу, и достала из кармана пальто обшарпанный кошелек. Мне стало совсем плохо от всех этих лиц вокруг меня, от этого наигранного смеха, от этого судорожно-мучительного, деланного веселья, от всех этих гримас…
— Пойдем, — сказал я Пат и крепко взял ее под руку.
Молча мы прошли по деревенской улице. В ближайшей кондитерской я купил коробку конфет.
— Жареный миндаль, — сказал я и протянул ей покупку. — Кажется, ты любишь.
— Робби, — сказала Пат, и ее губы задрожали.
— Погоди еще минутку, — ответил я и быстро направился к расположенному рядом цветочному магазину. Немного успокоившись, я вышел оттуда с розами.
— Робби, — снова сказала Пат.
Я довольно жалко улыбнулся.
— На старости лет из меня получится истинный кавалер, тебе не кажется, Пат?
Я не понимал, что на нас вдруг нашло. Вероятно, подействовала атмосфера идиотских проводов на вокзале. Словно на нас легла какая-то свинцовая тень, словно задул ветер, сметающий все, что с таким трудом стремишься удержать. Вдруг мы оказались не более чем двумя заблудившимися детьми, которые не знают, как им быть, и очень стараются вести себя мужественно.