— А почему бы и не поглупить? — спокойным, неожиданно глуховатым голосом ответила она. — Не так уж это было страшно.
— Не страшно, конечно, но и не так уж прилично. Ведь наша машина развивает около двухсот в час.
Она слегка подалась вперед и засунула руки в карманы пальто.
— Двести километров?
— Ровно сто девяносто восемь и две десятых, официально установлено, — с гордостью, точно выпалил из пистолета, объявил Ленц.
Она рассмеялась.
— А мы-то думали, что ваш потолок — шестьдесят, семьдесят.
— Видите ли, — сказал я, — этого вы просто не могли знать.
— Нет, конечно, — сказала она, — этого мы действительно не могли знать. Мы думали, что «бьюик» вдвое быстрее вашей машины.
— Понятно. — Я отбросил ногой валявшуюся ветку. — Но, как видите, у нас было очень большое преимущество. Господин Биндинг, надо думать, здорово разозлился на нас.
Она рассмеялась.
— На какое-то мгновение, вероятно, да. Но ведь надо уметь и проигрывать. Иначе как же жить?
— Разумеется.
Возникла пауза. Я посмотрел в сторону Ленца. Но последний романтик только ухмыльнулся, повел носом и не стал выручать меня. Где-то за домом закудахтала курица.
— Прекрасная погода, — проговорил я наконец, чтобы как-то нарушить молчание.
— Да, чудесная, — ответила девушка.
— И такая мягкая, — добавил Ленц.
— Просто необыкновенно мягкая, — дополнил я его мысль.
Возникла новая пауза. Девушка, видимо, считала нас законченными кретинами. Но при всем желании ничего более умного я придумать не мог.
Вдруг Ленц стал принюхиваться.
— Печеные яблоки, — сказал он с чувством. — Похоже, к печенке нам подадут еще и печеные яблоки. Какой деликатес!
— Несомненно! — согласился я, мысленно проклиная и себя и его.
* * *
Кестер и Биндинг вернулись. За эти несколько минут Биндинг стал совсем другим человеком. Видимо, он принадлежал к категории автоидиотов, которые испытывают абсолютное блаженство, если где-нибудь встречают специалиста, с которым могут всласть наговориться на любимую тему.
— Не поужинать ли нам всем вместе? — спросил он.
— Само собой разумеется, — ответил Ленц.
Мы пошли в зал. В дверях Готтфрид, подмигнув мне, кивком головы указал на девушку.
— Считай, что ты стократ вознагражден за утреннюю пляшущую старуху.
Я пожал плечами.
— Может, оно и так. Но почему ты не выручил меня, когда я стоял перед ней, точно какой-то заика?
Он рассмеялся.
— Надо чему-то научиться и тебе, дитя мое!
— Нет у меня охоты учиться еще чему-нибудь, — сказал я.
Мы последовали за остальными. Они уже сидели за столом. Хозяйка как раз внесла дымящуюся печенку с жареным картофелем. Кроме того, в качестве прелюдии она поставила перед нами большую бутылку пшеничной водки.