Медленно, но верно, все присутствующие встали и направили на него пристальные взгляды. Ангелы быстрее и тверже, остальные увлекались психической волной. В стороне остались только Профессор с Анастасией. С ними будет отдельный разговор. Мефистон чувствовал, как пространство наполняется силой. Как там говориться, само всплыло в памяти: «…две ауры усиливают друг друга в 7 раз, если люди — единомышленники, волна одинаковая, в одну цель направлена…»22. Ранее он мог только подозревать о силе объединенного сознания, чуять его нутром во время снятия своей Печати. Теперь был момент осмысления. «Надо будет изучить подробнее», привычная мысль пополнила длинный список.
Ощущения были непередаваемые. Его голос звучал как серебряные трубы. Казалось, любой его приказ будет выполнен. Никакого опыта подобных ритуалов у него не было, и быть не могло. Но не было и сомнений. Эйфория, что хоть законы Вселенной переписывай. «Это такое же опьянение, как Сангвинарный угар. Держи себя в руках!» — долгая школа Долгой Войны не прошла даром. Любая власть это риск. Сейчас перед ними одна, важная и конкретная цель. Надо собраться. Мефистон сфокусировал полученную энергию и направил обратно. Перед каждым в зале возник Клинок, младший брат Меча Зари. Возник и повис в воздухе. «Возьмите его!». Каждый и без слов знал, что предстоит. Когда десятки рук сжали рукояти, клинки сами пели своим хозяевам. Ведь это были порождения его души. Они помнили, для чего созданы, и жаждали очищения кровью.
«Не надо произносить слов. Скажите их про себя. Клинок знает правду. Вспомните, как я отверг печать. Вспомните боль и пожелайте её. Это искупление. Цена ошибки. Пока вы хотите избежать боли, вы всё еще в порочном круге. Без искупления нет прощения, без боли — исправления. Вы поймете, когда будете готовы. Настает момент истины». Тишину в зале можно было потрогать. Вдруг с громким всхлипом, незнакомая ему женщина размахнулась и пронзила свою правую руку. Он ожидал бы такого от Ангелов, но возможно, они никогда и не чувствовали всю тяжесть порчи. Вошли в Круг под прикрытием, по его указанию, понарошку. Для кого-то открытие глаз могло стать куда более страшным. Как бы там ни было. Поступок женщины начал цепную реакцию. Один за другим, люди делали последний шаг.
Каскад боли захлестнул Мефистона. Всё еще связанный с каждым в зале он чувствовал удар за ударом. Боль была не материальной, он прекрасно это сознавал. Его рука уже не истекала кровью. Волна за волной, чужая агония накрывала его. Он перестал видеть в ослепительном сиянии этой муки. Связь давала также и силы выдержать то, что погубило бы любого на его месте. Более того, он радовался. Вспышки боли были для него победным салютом. Символом триумфа. Вечного прощания с меткой Хаоса. Чувством оправдания всех его жестоких и трудных решений, которые он принял, и которые только предстоят. Ведь если он сам причастен к расплате, то имеет право вести людей, решать за них. Он ведь знает, каково это, как никто другой. Возможно, так оно и было.