— Опа! А ты откуда знаешь, пап? И кто же это? Тебе звонили?
— Этот человек, мой сын, ты. И это всё, что имеет значение. Встань и подойди ко мне!. Я подхожу и пялюсь на свои голые коленки.
— Смотри мне в глаза и слушай, — я смотрю в лицо отцу, на его раннюю седину висков, на добрые, но сталью серые глаза. Он кладет мне на плечи тяжелые, твердые руки. Его голос становится тише, как будто он доверительно решил сообщить мне большую, военную тайну. Я затаил дыхание.
— Знаешь ли ты, что был сегодня не один? Что за твоей спиной, в лихую велосипедную атаку, поднялся Александр Матросов, монах Пересвет, Илья Муромец и всё святое воинство?
У меня нет слов… только рот приоткрывается. Руки отца сжимают мои плечи, он расправляет спину и кажется выше, каким я его еще не видел.
— Сейчас поверь. Обдумаешь и поймешь позднее. Знаю наверное, любишь играть в рыцарей, признавайся.
— Да.
— Тогда я должен сказать тебе, что думал сказать позднее, когда вырастешь. Но смотрю и вижу, пора.
Тут у меня совсем кожа идет мурашками. И голова даже чуть кружится, столько впечатлений за один вечер!
— Отвечай на мои вопросы честно, обдуманно и смертельно серьезно. Тебе было страшно?
— Да.
— Противник был сильнее, больше числом, и победа возможна только чудом?
— Да…
— И всё же ты вступил за правое дело, за слабого, очертя голову? Не ожидая награды?
— Да, но я же…. — Про себя думаю, ну не то чтобы, совсем-совсем не ожидая…
— Тихо! Ты вступил в бой, проливал кровь и стоял до конца, не прося и не зная пощады? Враги твои ушли, хромая, побитые?
— Да!
— Тогда данной мне властью я посвящаю тебя в Тайный Орден рыцарей света! — рот я открыл еще раньше, но тут по любому, в него влез бы весь рыцарь на коне — Готов ли ты дать клятву верности Ордену и сражаться в его рядах до конца дней?
— …Д-да. — Наверное, полагается лучше обдумывать такие клятвы, но меня слишком редко об этом спрашивают!
— Кровью, пролитой на поле сражения, я скрепляю эту клятву. — Тут он накрыл ладонью мою лицо. Ладонь была сухая и холодная — Ранами в горячем бою, я свидетельствую её истину. — Он прикоснулся к маминым пластырям на моих руках. Доблестью этого сердца да будет она нерушима. — Он коснулся моей груди, где под майкой сердце стучало, как молот кузнеца.
— И запомни, сын. Ничто не напрасно. Малой сегодня убежал, но придет его час, и он вспомнит твой пример и сам поможет другому. Пусть даже не тебе. Пусть даже за себя, примет бой, а не покорится. И даже если у него вновь не хватит духа — Орден не торгуется и не гадает о будущем. Подлецы и злодеи во всем мире трясутся от страха, потому что знают, где-то по их душу, уже несется лихая велосипедная атака. И не будет им покоя и сна. И да будет так до конца времён. А теперь, спать!