— , с бородкой?
— Да, — подтвердил Иван.
— Асланбек. Беспредельщик. Отморозок. Он всегда где-то : уедет, приедет. Промышлял. Скот у людей угонял. Его ловили, отец откупал. А сейчас Ибрагим доживает, совсем плохой, позвал его, все же — старший сын. Он скотину не пас. А тут сам погнал. Все понятно. Но разговаривать с ним бесполезно, слов не понимает. С Ибрагимом надо говорить. Поедем.
— Может, вызвать милицию? Составить акт? В суд подать?
— Бесполезно, — ответил Аникей. — Никто не будет заниматься.
— Тогда стрелять, что ли? Этих коз ли, коровли хозяев. Они же завтра снова это сделают.
— И стрелять бесполезно, даже себе в убыток, — повторил Аникей. И объяснил: — За хозяев в тюрьму посадят. За скотину будешь платить вдвойне. Это уже проверено. Бахчевника-армяна они так и выжили. Он ругался, потом стрелял, себе в убыток. По суду заплатил и все бросил. Да разве он один? на Рынах, на Чиганаках сеяли хлеб, озимку. Для кого? Для скотины Якуба и Джабраила. И жаловались, и в суд подавали. Что проку? Днем и ночью скотина на хлебах пасется. Гурт за гуртом идет, отара за отарой. Какой может хлеб уцелеть? Черная земля остается. Судисьолучишь сто рублей возмещения. Помучились год-другой и все бросили. Нетадо говорить с Ибрагимом. Чего он хочет? Поехали. Мне в ночь — плавать, а завтра в отъезд. Сашка! — закричал он. — Готовь на постав «тридцатки» и «сороковки». » чехонь попытаем. Говорят, она внизу себя показала.
— Рано, — откуда-то из глубины погреба-ледника сипло отозвался Сашка.
— Сейчас не поймешь. Как бабки говорят, навовсе поломалась стихея.
— Все понял, — ответил Сашка.
Чеченец Ибрагим еще при колхозе объявился в этой округе: он работал и жил на чабанском становье в урочище Кисляки, на краю колхозных земель, рядом с военным полигоном, где паслась порой вольно его скотина.
Дощатый дом, кирпичом обложенный, скотьи стойла под шиферными крышами, сараи, базы — обычное гнездо степняка-скотовода, какое от колхоза осталось. А вокруг — голая степь. И потому чужую машину увидели издали и засуетились, спеша укрыться в тесноте малых строений.
— Племянники прячутся, — усмехнулся Аникей.
— ? — не понял Иван.
— Чужие, — ответил Аникей. — На отдыхе. После тяжелых трудов. Одни уезжают, другие приезжают. Все считаются племянниками, гостями.
Когда подъехали к дому, на воле оставались женщины и дети. Аникея тут знали.
— Зовите хозяина, — поздоровавшись, сказал он.
Женщины с детьми ушли. Вышли хозяин и старший сын его.
Старый Ибрагим с трудом дошел и уселся на скамье, возле дома. Сын остался стоять.