Девицы, кроме одной, уже ржали в голос, особенно старалась сватаемая мне Катька.
– Нет, ту хочу.
– И хрен с тобой – хозяин барин, только Клещу не жалуйся, что не предупредила. Жулька, забирай клиента.
Девушка встала и пошла в темный коридор, не обращая на меня внимания, даже не удостоверившись, иду ли я за ней. Хотя по скрипу плохо подогнанных досок пола понятно, что необходимость визуального контакта невысока. Лестница, что обнаружилась в конце коридора, оказалась еще более скрипучей. Наконец мы добрались до небольшой клетушки, метров пять квадратных, в основном занятой большой кроватью, застеленной несвежим, даже на вид, бельем.
– Как хотите – со светом или без?
Света, и правда, в комнатушке было чуть. Промолчал, проверил на крепость стоящий здесь же стул и сел.
– Раздеваться? – Девушка потянулась руками к шее, явно намереваясь снять скудную одежду, состоящую из какой-то невзрачно-серой тряпки без рукавов и мешковатой юбки чуть ниже колен.
– Сядь.
Та послушно села на кровать, как-то моментально обмякнув.
– Чего это тебя бабища собачьей кличкой кличет?
– Имечко мне такое родители подсуропили.
– Жулька?
– Джульетта.
Да уж, хорошо, что не Лолита. Но для провинциального бардака самое оно.
– Не врешь?
– Могла бы свидетельство показать, если бы эти не отняли.
– Чудны дела твои. А родители где?
– Нету.
– Умерли?
– Может, и умерли.
– Лет-то тебе сколько?
– Шестнадцать.
Охренеть, при хоть и скудном, но лучшем, чем внизу, свете я бы ей дал уже не двадцать, а скорее лет двадцать пять несмотря на худобу, а может, и благодаря ей.
– И как сюда умудрилась попасть?
– Детдом закрыли, как жить, не знаю, а тут «добрые люди», чтоб они сдохли. Вот – помогли.
– В детдом как попала?
– Родителей в тридцать восьмом арестовали.
– А родственники?
– У отца никого не было, он сам из приютских, а тетка по матери сказала, что им самим жрать нечего. Они с матерью друг друга не любили.
– Здесь били?
– Нет, сказали, или здесь «работаю», или в Германию поеду.
– Решила, что здесь лучше?
– Не знаю, может, и не лучше, но хоть дома.
Дальше сидели молча. Девушка, видя мое безразличие, форсировать события не намеревалась. Через полчаса явился Фунт.
– Пошла вон! – подождав, когда быстрые шаги стихнут, Фунт обратился уже ко мне: – О чем хотел говорить?
– Рядом никого? – указал взглядом на стены клетушки, хотя последние полчаса не слышал оттуда ни звука.
– Чисто.
– Есть огнестрел. Не наш и не немецкий.
– Это как?
– Три чешских пистолета, два французских и бельгийский. И два французских автомата с приличным количеством патронов. По патронам важно, потому как стволы под два разных вида патронов – ни наши, ни немецкие не подходят.