Я лишь могу догадываться. Глядя на соседний дом, я могу увидеть младенца в колыбели и подумать: "Ах вы, такой-сякой, уж не ваш ли он незаконнорожденный сын, которого вы зачали в момент эйфории", - тем более что боль скрутила ваше непристойное место именно в ту самую секунду, когда младенец этот вскрикнул во сне от ужаса.
Но довольно, и эта боль прошла, и теперь ваше непристойное место вполне опять пристойно, оно покоится так безобидно, что и смотреть на него ничуть не зазорно, а даже эстетично, и непристойные места высечены на мраморных скульптурах и нарисованы на холстах христианских мастеров в момент их глубочайшей лени - а это уже скорее факт искусства, чем самой жизни.
Благополучно пройдя в сторону, лень стала прощупывать наш живот, определяя для начала его вес и размеры выпуклости, осторожно прикидывая на глаз ту меру труда, которую лень должна потратить, чтобы умиротворить ваше чрево. И еще для лени важно, с какой стороны браться за столь важное дело. Ведь иначе, если лень сразу, как говорится - одним махом, усыпит ваш живот, вас может стошнить, замучить изжога, потому что в то время, когда вы так стремительно и с такой пользой для жизни тратили энергию, требовалось хорошее питание. И если, скажем, лень пробирается сразу к этому участку вашего живота, в котором преспокойно переваривается кусок чужого, незаконно съеденного хлеба, вас обязательно стошнит.
Поэтому лень сначала выгоняет энергию из вашего позвоночника и ребер, и так легко и ненавязчиво, что вы прирастаете спиной к земле, не чувствуя никакой боли.
А вот с печенкой, селезенкой все сложнее5 их не к чему пристегивать, разве лишь кое-как к позвонку и ребрам, и сколько бы матушка-лень старалась вас не беспокоить, о чем-то не напоминать, вас все равно замучает изжога от чужого куска и - опять до смешного оказия! - ваш живот вздуло, вы извиваетесь, как змея, но встать, чтобы броситься на кухню и выпить стакан теплой воды с содой, вы не в силах, ибо приросли спиной к земле. Единственное место, где у вас еще перегоняется кровь, - это голова да верхняя часть живота с печенкой-селезенкой, попробуй-ка добеги без ног и без позвоночника по коридору. Жена, соседи - нет, никак нельзя, никакой потом суд-пересуд не оправдает. Лучше уж лежи в объятиях лени и терпи, пока тошнота сама не пройдет.
Итак, миновав желудок и умиротворив его, лень вкрадчиво пробирается дальше и выше и натыкается на сердце. А сердце ваше такое маленькое, зато лень такая большая, что, когда она неосторожно наваливается на ваше сердце, сердце чуть не выскакивает из вашей груди с воплем. И вы хватаетесь за грудь, стараясь поймать сердце на лету... Такая боль вас замучила, что вы не можете толком вспомнить, какой ритм отбивало ваше сердце, Когда вы находились в экстазе. Словом, оно не вело себя так, как вело бы, находясь в плену лени. Может, что-то нашептывало вам на ухо, кривляясь, Корча разные рожицы, искушало вас, как тот дьявол, короче, не зря оно пытается выскочить из груди.