— Я не знал, что вы такой храбрец, сеньор Рамирес! — крикнул Бельграно, до сих пор молчавший.
— А, и вы, сеньорчик, подали свой голос? Напрасно! Я беседую не с вами, а с многоуважаемым капитаном несуществующей «Андалузии», доном Хосе Ульоа.
— Ого, как мы стали важничать! — не удержался, чтобы не крикнуть, и боцман.
— А ты, старая сорока, и подавно должен был молчать! — продолжал Рамирес. — Ведь только благодаря непроходимой глупости дикарей ты сейчас находишься в этом подземелье, а не у них в желудке… Впрочем, мне с тобой сейчас некогда точить лясы. Я должен побеседовать с сеньором Бельграно. Дон Педро, вы слушаете меня?
— Слушаю, — отозвался молодой человек. — Что вам угодно?
— Во-первых, позвольте мне извиниться перед вами за невольную нелюбезность, которую я сейчас позволил себе по отношению к вам, а во-вторых, я хочу предложить сам свои условия относительно вашего освобождения.
— А какие будут ваши условия, сеньор Рамирес?
— О, самые пустячные… в сущности, даже одно условие. Как человек еще не старый, а главное, богатый — сокровище Голубых гор я могу уже считать своей собственностью, — обладающий к тому же хорошим морским судном, я представляю, так сказать, завидную партию и могу рассчитывать, что не получу отказа в руке любой красавицы.
— Ну, что же вы остановились, сеньор Рамирес? К чему клонится ваша речь? Договаривайте!
— Погодите!.. Дайте передохнуть!.. Ведь мне приходится кричать на весь остров, чтобы вы могли расслышать мои слова.
Наступило минутное молчание. Потом снова послышался голос Рамиреса:
— Сеньор Бельграно, слушайте внимательнее! — продолжал авантюрист. — Вот мое условие… Для удобства разделим его, пожалуй, на два пункта. Итак, во-первых, вы должны навсегда отказаться от всяких претензий на сокровище Голубых гор, тем более что вам все равно не видать его как своих ушей, а во-вторых, признать меня женихом вашей сестры. Если вы согласны на это условие — другого выхода для вас все равно нет, — то я пока удовольствуюсь вашим честным словом, которое вы дадите мне в присутствии ваших благородных свидетелей, а потом мы скрепим его на бумаге, и я тотчас же распоряжусь освободить вас…
Тройной крик негодования покрыл эти слова.
— Негодяй! Пират! Жадная акула! — донеслось снизу.
— Так вы отказываетесь от моего условия, сеньор Бельграно? — продолжал Рамирес, нисколько, по-видимому, не смущенный этими не особенно лестными эпитетами.
— Отказываюсь!.. Лучше собственными руками задушу сестру, нежели соглашусь отдать ее руку такому негодяю, как вы! — горячо крикнул молодой человек.