Еще через несколько дней караван судов вышел на широкий речной простор и стремительно двинулся вниз, подгоняемый течением и попутным ветром. Река петляла, мимо тянулись то обрывистые берега, заросшие лесом, то заливные луга. В Итиль-реку чуть ли ни на каждой версте вливалась новая речка, не говоря о многочисленных ручьях, и река ширилась, наливалась силой, ветер гнал по ней волну, та с плеском кидалась на деревянные борта судов, и они на этом просторе казались уже не судами, а суденышками.
На берега иногда вымахивали на низкорослых конягах всадники, одетые в шкуры, метали из луков стрелы, но они ладей не достигали, падали в воду, со звоном пронзая ее поверхность.
— Не шибко ли далеко забираемся, княже? — спросил воевода Свенельд, подходя к Святославу, стоящему на носу головной ладьи.
— Что тебя заботит, воевода? — вопросом на вопрос ответил Святослав.
— Нас ждет в Киеве, княже, твоя матушка-княгиня. Вести о нашем походе разнесутся во все концы, жидовины, сидящие в Киеве, всполошатся, призовут угров или черных булгар. Прольется много крови, подвластные тебе племена усомнятся в твоей удачливости.
— Ну и что? Чего ты испугался, старый вояка? Никто не знает, куда мы идем. А на все пути войска не наберешься. Боги с нами, воевода. Они нас не оставят. Вот как дойдем до реки, прозванием Ока, на которой живет мурома и стоит их городище, так и повернем на запад. Надо встретиться с князьями этих племен, посмотреть, чем дышат, попытаться договориться на будущее. А главное — разведать самый короткий проход из Днепра на Итиль. Когда мы пойдем на козар, тогда все будет решать быстрота и внезапность. А пока мы все еще подданные каганбека козарского и не помышляем ни о чем другом, как служить ему верой и правдой, — закончил князь, пряча лукавую усмешку в черных усах.
— Да поможет тебе, княже, грозный воитель Перун, — смиренно произнес старый Свенельд. — А мой меч всегда готов разить твоих врагов.
— Я знаю. Поэтом и хочу, чтобы ты верил в удачу вместе со мной.
Муромское городище воздвигнуто на высоком берегу Оки. Ее берега напоминают Днепр, а городище — Киев, которые князь Святослав не видел целых семнадцать лет, помнил смутно и не очень туда стремился бы, если бы не долг княжеский, требующий от него непрерывного движения в разных направлениях, дабы подданные его не забывали о том, кто правит ими, чем они обязаны ему и что должны делать, чтобы постоянно доказывать свою покорность. Святослав знал от своих учителей, — да и опыт, приобретенный за эти годы, подсказывал, — что если удовольствоваться достигнутым и остановиться, то соседние народы решат, что твоя власть ослабла, и сами начнут двигаться по своему разумению, но не пользы власти твоей ради, а в ущерб. Таков закон жизни, определенный богами, и не ему, Святославу, этот закон менять на другой. С этого пути его не свернут ни досужие рассуждения Свиридиса, ни жертвы, которые придется принести ради достижения цели, а она доподлинно известна разве что богам, руководящим нашими поступками.