Рокочут барабаны и бубны, воют и скулят рожки, жалейки и боевые рога. Волхвы выкрикивают заклинания, огневщики подкладывают хворост, обливают бревна горячей смолой. Главный Жрец Киевский стоит на вершине кострища, белые одежды его окрашены багровым цветом горящих факелов. Он вскидывает руки к небу, что-то выкрикивает, но звуки его голоса тонут в плаче и вое.
Князь Святослав и княгиня Ольга занимают отведенное им место на возвышении в стороне от кострища.
Все громче рокот барабанов и вопли рогов и рожков.
Главный Жрец, выкрикнув последние слова, обращенные к богам, сходит вниз, поддерживаемый волхвами в белых одеждах.
Огневщики подносят факелы сразу с четырех углов кострища. С треском вспыхивает хворост, пламя с алчностью голодного зверя кидается на смолу, ворчит, огненными вихрями обнимает бревна, расползается во все стороны, щупая желтыми языками домовины и голые тела, и вдруг с гулом устремляется вверх, ревет, заглушая предсмертные вопли пленников, принесенных в жертву кровожадным богам, взирающим с неба глазами бессчетных звезд.
Еще пылал погребальный костер, а уже по всему лесу возгорали другие костры, вокруг которых начиналась тризна по душам, возносящимся в небеса. Пили меды, ячменное пиво, заедая обжаренным на кострах мясом. Тонкими голосами плакали жалейки, народ водил хороводы вокруг костров, веселился — и потому что жив, и потому что провожал в лучший мир павших в жестокой сече. Да будет путь их туда усыпан полевыми цветами! Да примут их боги с милостью и проводят в вечно цветущие райские кущи, в которых жизнь течет мирно и беспечно, и каждый занимает отведенное ему место, вкушая райские яблоки!
Аарон раб-Эфра со своими слугами уходил в глубь степей в сторону Саркела, каменной крепости, воздвигнутой лет сорок-пятьдесят назад под руководством и по чертежам греческих знатоков-строителей на берегу Танаиса. Встречаемые им небольшие отряды кочевников-торков, вассалов киевских князей, молча пропускали мимо кавалькаду всадников, на щитах которых изображена шестиконечная звезда Давидова. Они еще не ведали о том, что в Киев вернулся князь Святослав, что ни один из иудеев и хорезмийцев-наемников не успел вырваться за стены города — так неожиданно Киев был захвачен восставшими горожанами, дружиной княгини Ольги и дружиной князя Святослава, появившейся не через три-четыре дня, как ожидалось, а как раз в тот день, когда наместник приказал раб-Эфре идти навстречу Святославу, чтобы увлечь его переговорами и посулами. Да и сам раб-Эфра, отойдя на своей галере от Киева всего ничего, едва не столкнулся нос к носу с ладьями русов, неожиданно показавшимися из-за поворота на стрежне Днепра. Их ладьи неслись навстречу, вспенивая воду, при развернутых парусах, надутых попутным ветром, подгоняемые слаженными взмахами весел. И не было видно на берегу ни единого дыма, предупреждающего об опасности. Слава Всеблагому, что надоумил его, раб-Эфру, вести свою галеру, прижимаясь к низинному левому берегу, где имеется множество мелей, зато слабее течение. Им удалось свернуть в протоку и затеряться в камышовых зарослях, затаиться там в ожидании неизбежных событий, совершаемых по воле всемогущего бога.