Теперь была уже не мальчик и не девочка, а только ребенок.
Он оглянулся и медленно-медленно пошел назад. Сел на прежнее место.
— Очень ты похожа на отца своего, Дио, — заговорил, как будто спокойно, задумчиво. — Мы с ним друзья были, братья. Плыли раз на корабле за янтарем, к Полночному Берегу, соседнему с Царством Теней, где заря во всю ночь и стволы деревьев белые. Плывем, а море ночное — тихое и светлое, как воздух, точно и нет его вовсе, а только два неба, вверху и внизу. «Вон, говорю, какая тишь: это к буре. А что, брат мой, не страшно тебе в бурю с таким, как я? Ведь боги топят корабли со злодеями?» И все ему о себе рассказал. А он говорит…
— Что ты ему рассказал?
— Погоди, потом скажу. А он говорит: «Нет, не страшно, Таму»…
Он тебя так называл?
— Так. «Нет, говорит, не страшно, Таму. Мы — братья. Я тебя никогда не покину: вместе жили, вместе и умрем». Буря тогда была большая, но ничего, спаслись. А все-таки боги сделали по-своему. Когда мы возвращались на Остров, у самого берега, у мыса Лифинского, где море кипит, как котел, корабль разбился в щепки о подводные камни. Я спасся, а отец твой погиб. Да, боги сделали по-своему: погубили невинного, а злодея спасли…
— Что же ты ему рассказал?
— Зачем тебе?
— Чтобы знать, кто ты.
— А если скажу, отпустишь?
— Как захочешь, так и сделаю.
Он опустил глаза и заговорил опять как будто спокойно, задумчиво:
— Я сказал ему, что на мне кровь.
— Чья?
— Отца.
Помолчал и спросил все так же спокойно:
— Не веришь?
Она вгляделась в лицо его и тоже опустила глаза — поверила.
— Как это было?
— Как было? А очень просто. Была у нас рабыня, эламитянка, девчонка лет тринадцати. И не очень хороша, так только, смазлива; да прехитрая — настоящая зверушка. Обоих нас водила за нос, спала с обоими. Отец узнал и убил ее, а я — его. Должно быть, так…
— Не знаешь наверное?
— Не знаю. Очень тогда испугался, убежал из дому, из города. И вот все бегаю, места себе не нахожу. Уж лучше бы наверное, чем так — ни то, ни се…
Помолчал и прибавил, со своей тяжелой, как бы каменной, усмешкой:
— Может быть, оттого и железом торгую: каков товар, таков и купец!
Долго молчали, не глядя друг другу в лицо. Наконец, он встал и проговорил, все еще не подымая глаз:
— Ну что ж, девушка, не страшно тебе с таким, как я?
Она тоже встала, положила ему руки на плечи и сказала:
— Нет, Таму, не страшно. Я тебя никогда не покину!
Он поднял на нее глаза, и в лице его что-то дрогнуло, как будто открылось медленно-медленно: так открывается железная, ржавая, давно не отпиравшаяся дверь.
— Он, он, он! Аридоэль! — вскрикнул он с радостным ужасом, упал к ногам ее с глухим рыданием и поцеловал не ноги ее, а землю около ног.