Она смотрит вниз на домик, что стоит напротив богадельни, и думает о его обитателе, который так же одинок и не нужен людям, как и она. Минуту она мечтает о том, как было бы, если бы она стала хозяйкой этого домика, потом ужасается дерзости своей мечты. Наверное, он слишком привык жить один и ее присутствие было бы ему в тягость. Он ласков с ней оттого, что, наверное, другим и не может быть, а одарил ее, решив, что ей никто никогда ничего не дарил. Однажды, когда она осталась дома одна, она попробовала надеть на шею этот коралл. Он так ей был к лицу, что она вся разрумянилась, но вряд ли этот подарок принесет счастье, слишком он напоминает каплю крови, что капает из сердца девы Марии на иконке над ее постелью. Она прятала его в кармане юбки, а на ночь совала под подушку. И теперь, подумав о маленькой драгоценности, первой и единственной, которую она имела в жизни, Божка вспомнила ее подлинную владелицу, которой всегда немного побаивалась, и того, кто подарил, вспомнила также, что почему-то сегодня он не открыл дверь на ее стук. Божка начала шарить в кармане, чтобы взглянуть, как будет выглядеть коралл в лунном свете, и полюбоваться на него. Но пальцы шарят напрасно, и когда в отчаянии она начинает ощупывать карман, то обнаруживает в нем небольшую дырку. Потеряла. Божка смотрит на месяц, глотая слезы, — жизнь не хочет дать ей никакой радости.
Нейтек тяжко повернулся в постели, перевел дух, отчего в груди у него заклокотало. Девушка окаменела от страха, но отчим снова захрапел равномерно, как и до этого. Божка говорит себе, что лучше ей пойти спать сейчас, чтобы потом не разбудить его. Она тихонько пробирается к своей постели и начинает раздеваться. Луна стоит в пустоте чистого неба прямо против окна, и половодье света заливает Божку. Девушка раздевается торопливо, стыдясь своей наготы. Ей так хочется, чтобы эта минута была позади, она так поглощена спешкой, что не заметила, как Нейтек перестал храпеть… Словно какое-то тяжкое лезвие перерезало нить сна, и его глаза зорко открылись как раз в тот момент, когда девушка в рубашке, закрывающей малую часть ее вытянутого тела, с поднятыми руками, быстро заплетающими волосы для сна, стояла, озаренная луной и видная до последней подробности, как возникшая из пылающего дерева груши фигура, что раскрыла ему свои объятья. Нейтек быстро садится, и его вздох похож на рыданье, а Божка пытается прикрыть себя руками. Так они смотрят друг на друга в безгласной тишине, и он опять читает в глазах падчерицы ужас, возбуждающий в нем ярость. На улице завывает ветреная ночь и три ветряные птицы взлетают в ней, чтобы быть сбитыми и поглощенными. Тут что-то в Нейтеке высвобождается, и он еще раз понимает, что если сейчас встанет и попытается добиться того, о чем так долго мечтал, он схватит только тень, красота погаснет в его грубых руках, как погас в болоте горящий ствол груши. Горечь неизменной судьбы наполнила его сердце знанием и отречением.