— Подлец ты, самый настоящий подлец! И что ты это делаешь? Ведь кровь их, мужиков, на тебе, проклятом, отольется!
Хохочет только лютый помещик.
— Жалко?
— За тебя стыдно…
Путилин в волнении прошелся по саду.
— Ты понимаешь теперь, что рассказал мне крестьянин?
— Понимаю, Иван Дмитриевич.
— И ты… ты полагаешь, что я могу оставить это дело без расследования? Я, стало быть, должен быть немым свидетелем того, как лютый помещик будет предавать мучениям, издевательствам всех, вплоть до своей горемычной жены?
Что я мог ответить благороднейшему человеку? Борьба во мне происходила: с одной стороны, мне дорого было его здоровье, с другой, — я чувствовал, что он глубоко прав. Разве не было необходимо расследовать и, главное, пресечь, зверства лютого помещика? Это был зверь, по-видимому.
Когда мы заканчивали наш разговор, к нам подошел высокий, рослый господин с толстым лицом, обрамленным густой каштановой бородой.
— Позвольте представиться: соседний помещик Евграф Игнатьевич Ехменьев.
И он протянул мне руку.
Как-то невольно я отшатнулся. Противно было пожимать руку подлецу.
Путилин выразительно поглядел на меня. Это был особенный, путилинский взгляд.
— Вы-с господин Ехменьев? — чрезвычайно ласково и любезно спросил гениальный сыщик, находившийся «на отдыхе».
— Я-с.
— Я очень, очень рад познакомиться с вами. Это доктор мой, ипохондрик, нелюдим.
Подходили члены семьи X.
— Нашли нашего великого, непобедимого? — смеясь, спрашивал сам X., обращаясь к Ехменьеву.
— Орла видно по полету! — расхохотался лютый помещик деланным смехом.
— А ястреба — по когтям?
И когда Путилин это произнес, Ехменьев вздрогнул.
— Почему вы называете меня ястребом, ваше превосходительство?
— Это я в ответ на ваше птичье сравнение, вы меня — орлом, я вас — ястребом.
— Тюи-тюи-тюи!..
— Чок-чок-чок!..
Прозрачной дымкой окутывается старинный барский сад. Пахнет левкоями, резедой, настурциями.
Ночь, благодатная летняя ночь, полная особой, нежной прелести, уже спускает свой полог над полуспящим имением.
В кустах прибрежных влюбленно
Перекликались соловьи…
Я близ тебя стоял смущенный
Томимый трепетом любви…
Из окна барского дома, где все полно старо дворянскими традициями, доносятся аккорды рояля.
И эту прелестную песнь весне поет милый, нежный, серебристый голос.
Путилин подошел вплотную к Ехменьеву.
— Я влюблен в вашу усадьбу. Как мне хотелось бы осмотреть ее поближе.
Ехменьев — это была еле уловимая секунда — пристально поглядел в глаза знаменитому отдыхающему сыщику и насмешливо ответил:
— Мой дом к вашим услугам, Иван Дмитриевич.
— Спасибо! Ваша роща мне так нравится… И эти огни… И эта чудесная дорога…