— Почему?
— Да потому, что это село — загульное, хмельное, как все крупные поволжские села. А загула и хмеля он органически не переваривает.
Все с большим и большим удивлением глядел я на моего друга.
Он говорил обо всем этом с такой уверенностью, словно все ему было безусловно известно.
— Ты помнишь, доктор, текст записки исчезнувшего сына миллионера, которую он оставил отцу и которую я прочел вслух в каюте?
— Помню.
— Так изволишь ли видеть. В ней, читая, я пропустил четыре слова. Только четыре слова. Пропустил я их умышленно вот почему: во-первых, я не хотел наносить лишний удар несчастному отцу, с которым того и гляди мог сделаться удар, а во-вторых, в ту секунду и для меня самого смысл этих четырех слов был темен, неясен…
— А теперь?
— Пораздумав, я вывел «кривую». Ошибся я или нет, покажет будущее.
— Ты мне не скажешь, что это за слова?
— Зачем? Если мы потерпим поражение — этим делу не поможешь; если мы победим — тебе все будет ясно и понятно потом.
Ночевали мы под развесистыми елями. Под голову — кулак, под спину — древесные сучья. Это действительно пахло Купером и Майн-Ридом! Я замечал, с каким мучительным напряжением всматривался Путилин в окружавший нас лес, в дороги, тропинки, в стволы деревьев. Словно он увидеть хотел что-то незримое.
— Гм… странно… вторые сутки на исходе… Или мы заблудились, или двуногие бегуны схоронились еще дальше.
— О каких двуногих бегунах ты говоришь, Иван Дмитриевич? — спросил я, удивленный.
— О, страшны они, доктор, гораздо страшнее других лесных обитателей, вроде волков или медведей!
Потом, помолчав, он положил свою руку мне на плечо.
— Имей в виду, доктор: если нас сведет судьба с людьми, кто бы они ни были, ты притворись немым.
— Немым?
— Да-да.
— Это зачем же?
— Так надо. А впрочем, я тебе поясню. Ты ведь текст Святого Писания знаешь неважно?
— Отвратительно. Как доктор медицины…
— Знаю, знаю. В этом-то вот и вся штука, что ты можешь ошибиться.
Вдруг Путилин потянул воздух носом.
— Ого! Дымком потянуло. Так-так…
Тайник изуверов-фанатиков
— Стой! Кто идет? — послышался резкий, грозный окрик.
Путилин схватил меня за руку, выразительно пожав ее.
Из-за густой чащи деревьев, скрывающих еле заметную тропку, выросла перед нами огромная мускулистая фигура рыжего детины, одетого в белую холщовую рубаху.
— Стой! Кто такие? Откуда?
Мрачно, подозрительно горят узкие щелки глаз.
Волосатая рука, способная ударом убить медведя, сжимает толстенный сук-палку.
Путилин сразу преобразился.
Согнулся, задрожав мелкой старческой дрожью, и прошамкал:
— Малость слепенький со немым глухим, раб божий Сиона горняго!