— Да, кое-что есть. Галина вспомнила одну деталь, которая, возможно, поможет нашим физикам разобраться, что к чему. Она его как-то спросила, чего он вдруг полез в эти физические дебри. Он ей то ли в шутку, то ли всерьез ответил, что всю жизнь мечтал о славе Шлимана. Никто не верил в древнегреческие мифы, а Шлиман их воспринял как исторический факт и раскопал Трою. Вот и он однажды в какой-то телепередаче наткнулся на один такой якобы миф… да, Сергей Васильевич, именно так. Толчком к его исследованиям послужил зафиксированный летописями факт. Сейчас я вам его опишу. В «Софийском временнике» описан интересный случай появления в тысяча шестьсот двадцать первом году из густого тумана почти у самых ворот государева дворца небольшого отряда тартарских всадников… нет-нет, не татарских, а именно тартарских… Да черт его знает, кто это такие? Я вам что, историк? Татар, наверное, так раньше называли. Так вот. Их окружили стрельцы, охранявшие ворота, и взяли в плен. Все пленные показали, что они воины хана Девлет-Гирея, войска которого пытались захватить Москву в тысяча пятьсот семьдесят первом году, но были разбиты и развеяны на мелкие группы. Отряд, уходя от преследования, спустился в глубокий овраг, окутанный туманом, в надежде позднее выйти на степные просторы. Тартары погрузились в туман, казалось, всего на несколько минут, а вынырнули лишь через пятьдесят лет. Один из пленных сказал, что туман был необычный, отсвечивающий зеленоватым цветом, но в страхе перед погоней на это никто не обратил внимания. Царь Михаил Федорович приказал учинить дознание и розыск, которые показали, что тартары, скорее всего, говорили правду. Даже их оружие и экипировка не соответствовали привычному вооружению того времени, а больше походили на устаревшие образцы середины шестнадцатого столетия… Может быть, и ахинея. — Костя поправил зажатый между щекой и плечом мобильник, не прекращая рулить. — Но Галя утверждает, что эта ахинея и послужила толчком для исследований деда. Как тот говорил, ни одному летописцу такую ахинею не позволили бы написать. Вот переписать летопись, чтоб возвеличить себя родного и принизить побежденного врага, — это всегда пожалуйста. Сплошь и рядом князьки и цари этим грешили, а такую чушь написать никому даже в голову не придет. Потому он и воспринял это как конкретный исторический факт. А такой временной скачок полностью противоречит теории относительности Эйнштейна. Как сказал ее дед, для локального торможения времени в мизерном объеме какого-то оврага можно так исказить пространство в этой точке, что гравитация в один момент затянет всю нашу планету в черную дыру. И наше солнышко заодно туда же втянет. А раз этого не произошло, значит, где-то в теории относительности есть изъян. Да и сам Эйнштейн признавал ее несовершенство, так как в микромире квантовой механики его теория не работает. Он остаток жизни посвятил стыковке этих двух миров, но ничего не получилось. Теория струн по Майклу Грину тоже не объясняет такого прыжка в будущее… В упор не знаю, что это за теория. Повторяю как попка за Галкой. Это уж физики пускай разбираются, о чем речь идет. Короче, дед Гали и эту теорию отмел. Сказал — близко, но не то… Да я понимаю, что этих данных маловато, но хоть что-то. В конце концов если Семен Васильевич на восьмом десятке лет умудрился такую теорию создать, то молодежи просто стыдно пасовать… Да, согласен. И вот еще что. Думаю, в наружке смысла нет. Если он появится в поле зрения родственников или попытается выйти на связь, — капитан вышел из машины, захлопнул дверцу и направился к дому Галины, продолжая доклад по телефону на ходу, — они сразу сообщат нам. Я с ними очень плотно пообщался. Поверьте, это глубоко порядочные люди. Да и какой им смысл что-то скрывать? Так что в этом направлении перспективны только более тесные контакты с его внучкой… Нет, а что вы смеетесь? Вы же видите, столько я уже от нее узнал… Нет, мой рабочий день еще не кончился. Мы с ней сейчас в театр пойдем… да, а затем в ресторан. Глубокая разработка. В непринужденной обстановке она… Ну вот, вы уже ржете. А еще меня несерьезным человеком называете. — В неформальной обстановке Константин позволял себе такие вольности в общении с начальством, и ничего удивительного в этом не было. Полковник крепко дружил с его отцом еще со школьных лет, а потому знал Костю практически с пеленок. — Все, Сергей Васильевич. Извините, но мне уже надо бежать. Объект заставлять ждать нельзя. Выйду из доверия, и операция будет провалена!