– Я знаю, – оборвал рассказ старшего майора Валерий Иванович и тут же напрягся. В лагере и при допросах во время следствия столь… наглое поведение, как правило, быстро наказывалось. Однако следователь, казалось, не заметил дерзости заключённого.
– А-а, ну да, конечно – кому я это рассказываю… Но вернёмся к сути. Так вот, сначала вас предполагалось использовать в планово-экономическом отделе Краслага. Но затем на вас пришёл запрос из секретариата ЦК. Причём это был именно запрос. Не конкретное указание об откомандировании там или ещё чём-то, а просьба подготовить расширенную справку о вашем психологическом состоянии, изменениях в мировоззрении, выводах из всего случившегося и текущих жизненных приоритетах. И моя задача состоит именно в подготовке этой справки. А поскольку подобные указания поступили не только по вам, но и по ещё целому ряду ранее бывших весьма высокопоставленным лиц, места содержания которых были разбросаны по всей стране, было принято решение собрать вас здесь, в Москве. Ну, чтобы не требовалось мотаться по всей стране, так как это, естественно, сильно затянет исполнение. Вот и всё.
Межлаук облизал губы и нервно сглотнул. Надежда, практически развеявшаяся после слов о том, что в его деле всё очевидно и что никто и не думал его пересматривать, сейчас вспыхнула вновь. Правда, теперь уже не на освобождение, а на то, что он вновь получит возможность заняться любимой работой. То есть тем, что у него получалось делать лучше всего. Тем, что придавало смысл всей его жизни. Что же касается свободы и всего остального – там поглядим. Если он сможет хорошо выполнить ту задачу, которую ему поручат, то как минимум можно будет рассчитывать на изменение режима содержания. А это уже очень немало. Ну а если сумеет не только вновь стать очень ценным работником, но и доказать свою преданность, то-о-о… нет, об этом пока думать не стоит. Рано.
Беседа (после всего, через что он прошёл, назвать происходившее допросом у Межлаука язык не повернулся) закончилась тем, что ему предложили до завтрашнего дня написать развёрнутый материал, в котором охарактеризовать своё видение того, что с ним произошло и какие выводы из этого он для себя сделал. Это привело Валерия Ивановича в некоторое недоумение, однако, несмотря на него, он, как только вернулся в камеру, с унаследованной от матери немецкой педантичностью начал обдумывать заданный ему текст. Так что к тому моменту, когда ему принесли бумагу и ручку с чернилами, некая «рыба» у него в голове уже была готова.
Следующий месяц они со старшим майором занимались, на его взгляд, абсолютной чушью. То есть просто обсуждали его «сочинения». Неторопливо, обстоятельно, разбирая каждую мысль и каждый вывод. После чего Межлаук вновь отправлялся в камеру, обдумывать новое «сочинение». Каковое и представлял старшему майору на следующее утро. Подобная деятельность приводила его в недоумение, однако уже через три недели он внезапно поймал себя на мысли, что будь он на месте Сталина, то просто поставил бы себя самого к стенке. Без разговоров. Это ж надо было додуматься-то до подобного! Во фракционную борьбу поиграть захотелось. Свару в партии устроить. В такой-то международной обстановке. Тоже мне, нашлись «воины света», сражающиеся «за всё хорошее и против всего плохого»…