«…В наши годы и "транспорт определяет бытие", и расстояние в 4 километра с перевозом уже преграда, которую не перескочишь. Было время, когда мы бегали в Тарусу (20 минут до почты) так себе, с легким разговором и для того, чтобы увидеть кого-то, перекинуться словом — тогда был мост и ноги туристов. Теперь это все воспоминания. Я дважды порывалась к Вам и… не решилась. Ваше посещение летом "Поленова" тоже только огорчило меня. Не все люди хорошо сочетаются. И весьма достойные люди в некоторых композициях тяжелы…»
«…Я сейчас своей обстановкой довольна. Мне не нужны перемены. Это нужно неврастеникам. О хандре, или сплине, у меня не может быть и речи — это не поленовские аксессуары. Это спутники праздности, а Поленовы — работники, труженики до последнего вздоха. С осени я написала около шести листов печатных научно-художественной литературы. Музей получил благодарность из Комитета за мои статьи-лекции».
«…Я рада, что Вы в Москве побывали у С.З.Федорченко. Это очень незаурядный человек. Зная ее более 30 лет с весьма оборотной стороны ее личности, я все же ценю ее как интеллект и дорожу общением с нею. У Вас же гораздо больше точек соприкосновения, хотя бы на общей "предметности"…»
И еще вот старый мой друг Николай Николаевич Печкин. Ему 74 года и пишет он мне: «В этом году я как-то больше, чем обычно, поглощен кутерьмой, и именно письменной. Пишу лекции, доклады, отчеты, докладные записки и т. д. К чернильнице и перу чувствую личную неприязнь, а "бумагопоклонничество" растет и растет, и я устаю от него до такой степени, что в этом году не удосужился даже отстоять службу с "Двенадцатью евангелиями", которую так люблю… А в связи с моим хождением в церковь, идут шероховатости по службе. Возможно, что в конце концов и выкинут. Ну, на это уже Божья воля. Я этого не боюсь, а вот всякие связанные с этим неприятности сильно досаждают».
И дальше. Сахновская Зоя Александровна… 13 лет пробыла она в лагере. Вернулась. Я писал уже, как она пришла ко мне здесь в Тарусе. Началась погоня за куском хлеба, за работою. Начались мытарства — Таруса, Серпухов, Тула, Косая Гора… «Играла Кручинину и "Без вины виноватые". Из Тулы приезжали записывать на пленку, а потом передавали по радио. Значит, было неплохо? А я опять без работы, и впереди у меня нет ничего определенного. А "я жить люблю и жить хочу, утратя молодость свою"…
Ну, довольно. Затянулся 1949 год. Конечно, из Тарусы я никуда не двинулся и пройдет еще три года, девять месяцев и 13 дней, прежде чем мне дадут право на проживание в Москве и пропишут в ней на постоянное местожительство в том же Девятом отделении Московской милиции. Но это не решит моего расставания с Тарусой. Прописать меня прописали, но комнаты мне не вернули и уже не вернут никогда.