– Я тут не на работе, – усмехнулся Опалин.
– Ну да, ну да… Потому и «браунинг» с собой таскаешь.
– Я бандитов ловлю. Потому и без оружия не хожу… У бандитов же друзей полно, – и Опалин усмехнулся совсем уж неприятно. – Это у честных людей друзей – раз-два и обчелся…
По этой логике выходило, что Парамонов, у которого насчитывалось немало друзей, вроде бы не слишком честный человек, и начальник угрозыска насупился.
– Значит, не хочешь нам помочь?
– В чем? Преступников искать, пока твои подчиненные колбасой обжираются? Это твое дело, ты им и занимайся. – Опалин смял папиросу в пепельнице и поднялся. – Сандрыгайло привет передавай и скажи, что с такими способностями его бы в московский угрозыск даже полы подметать не взяли…
– Ну-ну, – буркнул Парамонов, когда за его собеседником закрылась дверь. И, не удержавшись, грязно и беспомощно выругался.
Однако разговор этот имел самое неожиданное продолжение.
В шестом часу вечера, когда Ялта отходила от знойного морока, а Николай Михайлович уже сладостно предвкушал, что приготовит на ужин супруга, слывшая великой кулинарной мастерицей, Иван Опалин вновь нарисовался в кабинете начальника угрозыска.
– Я передумал, – заявил он без всяких предисловий. – Так как ты собирался пристроить меня к киношникам?
Парамонов открыл рот, чтобы высказать все, что он думает по поводу нахального сопляка и его манер, но смирил себя и изложил свой план.
– Годится, – одобрил Опалин, выслушав его. – До завтра управишься?
Начальник угрозыска начал багроветь.
– Ты… ты…
– Значит, управишься, – безмятежно заключил Опалин и шагнул к выходу. – Где меня искать, ты знаешь.
После чего затворил за собой дверь и был таков.
Хожу, гляжу в окно ли я – цветы да небо синее, то в нос тебе магнолия, то в глаз тебе глициния.
Маяковский В. «Крым»
Федя Лавочкин сидел за столом, задумчиво глядя на лежащий перед ним листок почтовой бумаги. Потом вздохнул, обмакнул перо в чернильницу и аккуратным почерком вывел:
«Милая мама и дорогие мои домочадцы!
Съемки продолжаются своим чередом. Недавно снимали, как я падаю в воду. Я сильно вымок, но вода была теплая. Режиссер мной доволен. Нам осталось еще довольно много снимать, и я не знаю, когда мы вернемся в Москву. Вчера…»
Рука Феди замерла в воздухе.
На экране он воплощал собой классический тип комика, в жизни же был любящий сын и внимательный родственник.
Все члены его большой семьи – мать, братья, сестры, племянники и племянницы – следили за его успехами и гордились ими. Где бы Федя ни находился, раз в два-три дня он обязательно отправлял домой письмо с отчетом о том, где он был и что делал.