— А что было потом? — уточнил командир.
— Потом я взял в каптерке баллон и слил туда остатки керосина из ведра.
— Кто-нибудь в это время в модуле находился? — вновь спросил Чернов.
— Да, Вы что, товарищ майор, там такая вонь стояла… Только матросы и были.
— Ну, может быть, кто-то заходил в это время и ты случайно видел? — не унимался Чернов.
— Перед обедом, Игнатов и Ковальчук заходили сдать ключи и расписаться в передаче вертолетов под охрану. А больше никого и не было, все-таки выходной день был.
Прапорщик поочередно посмотрел на всех офицеров, ожидая возможных вопросов.
Масюнин сдвинул шапку на затылок и нервно почесал подбородок.
— У вас у кого-то будут еще вопросы? — обратился он к присутствующим офицерам.
Все отрицательно покачали головой.
— Спасибо, Желудько, я тебя больше не задерживаю.
Прапорщик браво отдел честь, резко развернулся на сто восемьдесят градусов и бегом побежал на стоянку.
Командир вопросительно посмотрел на Чернова и спросил:
— Видимо не спроста ты просил Игнатова убрать из состава авиагруппы на боевую службу. Скажи честно, это его рук дело?
— Я не могу утверждать, но подозрения кое-какие у меня есть, — ответил Игорь.
— И сколько ты свои подозрения проверять будешь? Пока он все не спалит?
— Я пока точно не уверен, что это именно он палит, — произнес Чернов.
Масюнин улыбнулся и вновь обратился к Чернову:
— Я сегодня командиру третье АЭ довел, что Игнатова снимаю с боевой службы и меняю на Ковальчука. Так что посмотрим, чем закончится твой эксперимент.
Он хотел протянуть руку, чтобы попрощаться, но затем, неожиданно спросил:
— А какую реакцию на эту замену ты ждешь? Очередной поджог?
— Ни дай бог. Валерий Сергеевич, в этот раз я думаю, до ЧП не дойдет.
— Добро, — ответил тот, и тут же спросил, — Тебя подвезти в штаб или ты здесь останешься?
— Подвезите, здесь мне уже делать нечего.
Всю неделю майор Чернов практически жил на службе. Он пытался выяснить, кто из военнослужащих последним появлялся в здании модуля накануне поджога. С этой целью он опросил практически весть полк выявляя, кто из военнослужащих хоть на минуту мог выпасть из поля зрения. Расчет строился на том, что каждый военнослужащий своими показаниями обеспечивал алиби другому. Так, практически по каждому человеку, он рисовал схему, где отражал, кто его видел, и в какое время. В день, он опрашивал до 20 человек. Естественным путем отсеялось около 70 человек. Автоматически отпали те, кто находился в отпуске, на больничном, в командировке. К сожалению, определить круг лиц, которые могли быть последними в модуле в день поджога, не получалось. Командир полка, понимая важность этой работы, всячески содействовал расследованию Чернова. Почти каждый вечер, по собственной инициативе, Игорь выходил на аэродром, прятался в укромном месте и наблюдал за отъездом личного состава в гарнизон. А затем, еще в течение часа пытался обнаружить того, кто, возможно, мог остаться на аэродроме. К сожалению, каждый раз ничего подозрительного на аэродроме не происходило. И так, каждый день на протяжении недели, он возвращался вечером в кабинет и пытался свести воедино все то, что получил в течение дня и выявить хоть какую-то закономерность, либо незначительную зацепку. Его не покидало предчувствие, что в ближайшие дни должно еще что-то случиться. Угнетало еще и то обстоятельство, что Игорь так до конца и не знал, чего он хотел добиться снятием Игнатова с боевой службы. Интуиция ему подсказывала, что это верное решение, но он не представлял для себя конечного результата. В этот период раньше 24 часов он домой не возвращался. Работать в таком режиме человек долго не может. Не стал исключением и Чернов. Впервые, его некогда здоровый организм, дал сбой. Во время очередного опроса он потерял сознание. Если б еще месяц назад ему кто-то сказал, что можно довести себя до обморока на почти кабинетной работе, он поднял бы того на смех. Но в этот раз повода для веселья оказалось мало. Когда Игорь пришел в себя, возле него крутился Дубовик и лейтенант из медсанчасти.