— Пошел я, — хрипло произнес Лиликов.
— Всего вам хорошего, — сказал Дитрих, улыбаясь.
Трофим шел за Лиликовым, глядя себе под ноги. Вот уже и крыльцо позади. Сквозь вьюжную муть темной полосой проглядывала ограда.
— Чего тебе степью идти, по путям можно! — крикнул он Лиликову. — А я ворочусь!
— Погоди ворочаться! — Лиликов неожиданно повернул за угол погреба.
— Чего тебе? — спросил Трофим, подойдя к нему.
Вьюга накрыла их на какой-то миг. Трофим почувствовал близкое дыхание Лиликова.
— С сей поры чтоб извещал нас про своих постояльцев, — загудел он ему в ухо. — Все как есть!
— В сыск нанимаешь?
— Не дури! — схватил его за руку Лиликов. — Про кого б другого речь
— к дочке твоей приставал, дурья башка! Все о нем будешь докладывать. Таков мой приказ. Не выполнишь — дом твой недалеко, придем, спросим.
Лиликов перешагнул через заснеженную ограду и скрылся из виду. Трофим какое-то время стоял, не чувствуя холода. Потом побежал к дому. Войдя, долго крякал, расправлял спутавшуюся бороду.
— Ушел шахтер? — спросил Дитрих.
— Ушел, слава богу, — ответил Трофим.
Свой голос показался чужим, слишком громким.
— Ни о чем он тебя не спрашивал?
— Выговорился здесь, чего ж… Идемте, — после молчания позвал Трофим, — время позднее…
Недалеко от полуземлянки Паргиных стоял одноэтажный, под железом, крашенным болотно-зеленой медянкой, дом, в котором жила Калиста Ивановна. Окна прорублены высоко, чтоб никто не смог в них заглянуть. В последние дни эти окна занавешивались одеялами.
Калиста Ивановна боялась.
— Как думаешь, — спросила она лениво дремлющего на пестрой тахте телеграфиста Пашку, — может меня казнить Черенков за работу в Совете?
— А чего ж, очень может быть, — ответил Пашка.
Калиста Ивановна ему надоела. Он ждал случая, чтоб бросить ее. Лелеял даже надежду, что гром ударит и разрушит построенный Фофой для Калисты дом под зеленой крышей, так все ему опротивело. Какой же гром среди зимы, на далекий срок ушли грозы. Может, и в самом деле есаул Черенков заменит гром…
— Меня заставили, — сказала Калиста Ивановна, возмущенно глядя на Пашку. — Ты понимаешь, что человека можно заставить работать?
— Понимаю.
— Взяли под стражу и повели.
Калиста Ивановна выдумывала насчет стражи. Пашка знал, как все было: позвал Сутолов, она и пошла. Но Пашке лень было возражать, и он промолчал.
— Господи, тебе все равно! — всхлипнула Калиста Ивановна. — Ничего тебя не беспокоит.
Пашка мельком взглянул на ее лицо, покрывшееся розовыми пятнами, с отвисшим, рыхлым подбородком, — не скажешь же ей всего.
— Почему я не уехала? — спрашивала она, сжимая виски пальцами, унизанными дешевыми перстнями. — Можно было… бросить все. Почему ты молчишь?