— И ты надеешься, что я побегу с новорожденным ребенком за границу? — с возмущением возразила Инге, — Ты представляешь себе насколько это хлопотно? Его же кормить нужно, пеленать, где мы все это будем делать?
Она отодвинулась от Богдана и закрыла лицо руками.
— С тобой становится тяжело разговаривать. — Откровенно разозлился Богдан. — Сначала, ты сама настаивала на побеге, а теперь, когда я согласен, тебя стал смущать ребенок.
— Ты говорил, что у тебя появился какой-то план, а на самом деле, кроме наивных фантазий ничего предложить не можешь. А еще считаешь себя разведчиком. — Инге бросила на мужа пренебрежительный взгляд.
— У меня есть реальный план, но ты должна набраться мужества, чтобы выслушать его. — Сохраняя интригу в голосе, спокойно продолжал Богдан. — Так вот, к сожалению, на рождение нашего первенца меня никто в Германию не отпустит, руководство будет настаивать на том, чтобы ты, вместе с ребенком вернулась в Москву…
— Еще раз тебе повторяю: я никогда не вернусь в Россию, тем более с ребенком. — Перебила его Инге. — и давай, не будем к этому больше возвращаться.
— Помню, помню. Но я от тебя этого и не прошу. — Успокоил ее Сташинский. — Я прекрасно понимаю, что бежать с ребенком у нас не получится. Поэтому мы уйдем за границу вдвоем. Но ты, пока будешь в Германии, должна мне немного подыграть.
— Что я должна сделать? — серьезно спросила Инге, демонстрируя готовность принять любые условия.
— Слушай меня, не перебивая, и ничему не удивляйся. — Предупредил ее Богдан и, сделав глубокий вдох, начал излагать свой план.
Инге слушала его с широко раскрытыми глазами, периодически вскакивая с места от возмущения, но Богдан каждый раз ее успокаивал, подробно разъясняя каждый пункт своего замысла. Когда он закончил, Инге выглядела настолько уставшей, что даже не могла ничем возразить своему мужу. Она, склонив голову немного на бок, молча рассматривала отсутствующим взглядом носки своих туфель.
— Ну что скажешь? — спросил Богдан, ожидая реакции на свое предложение.
— Ты с ума сошел. — Не поднимая глаз, тихо произнесла Инге. — У тебя нет ничего святого.
— А по-другому, у нас ничего не получится. Теперь решать тебе. Или мы дальше будем жить вместе или придется расстаться навсегда.
Она долго смотрела не мигающим взглядом на Богдана, а потом неожиданно расплакалась.
— Будь проклята твоя работа, будь проклят ваш Советский Союз.