Утомительный разговор продолжался около полутора часов. Сташинский даже нарисовал схему подходов к дому Бандеры, с указанием, где кто находился накануне ликвидации. Наконец, этот изнурительный допрос был завершен. Шелепин удовлетворенно посмотрел на коллег и откинулся на спинку кресла.
— А теперь, Богдан Николаевич, ответьте на вопрос. — Неожиданно спросил Шелепин. — Как Вы себе представляете свою дальнейшую службу в КГБ?
Вопрос был настолько неожиданным и пространным, что Богдан в ответ только пожал плечами и опустил глаза, не имея ни малейшего понятия, как на него можно ответить.
— Вам придется задержаться в Москве на некоторое время, — вновь начал говорить Председатель, так и не дождавшись желаемого ответа. — В Берлине Вам пока делать нечего, а в Мюнхене еще не улеглись страсти по поводу этого убийства. Поэтому, пересидите эти смутные времена здесь. Заодно на курсах подработаете свой немецкий язык. Вам придется освоить некоторые диалекты, чтобы дальше работать на нелегальном положении в Западной Германии, соответственно уже с новой легендой. С Йозефом Леманом пора заканчивать, настало время выходить на новый уровень.
Он не стал вдаваться в особенности нового задания, потому что посчитал этот разговор преждевременным и, завершая общение, задал дежурный вопрос, на который обычно в подобных случаях молодые сотрудники всегда отвечают отрицательно:
— Личные просьбы ко мне есть?
Богдан не стал смотреть на своих непосредственных начальников, но кожей почувствовал их предупредительные взгляды. Он понял, что для него выпал редкий, можно сказать, единственный шанс решить свою личную проблему раз и навсегда. О новом Руководителе КГБ многие говорили, как о либерале, но в тоже время за глаза называли «железным Шуриком» по подобию с Дзержинским. Поэтому Сташинский рисковал, отважившись на откровенную просьбу, но другого случая могло не представиться. Он решил использовать последнюю возможность устроить свою судьбу.
— Так точно. — Ответил он. — Есть.
Георгий Аксентьевич громко кашлянул в кулак, пытаясь обратить внимание Сташинского на себя, но тот не повернув к нему головы, стал излагать суть своей просьбы.
— Я уже третий год встречаюсь с немецкой девушкой из ГДР и хочу на ней жениться. Мне известно, что это нарушение всех действующих инструкций и правил, но я уверен в ее лояльности к нашей стране и прошу Вашего разрешения на брак с ней.
Для Александра Николаевича амурная сторона жизни молодого ликвидатора не стала откровением, ему успели о ней доложить, но он сделал вид, что слышит об этом впервые. Он строго посмотрел на присутствующих офицеров и, выдержав продолжительную паузу, наконец, заговорил: