— Отпустите меня! — обессилено шептала Анна, метаясь в его руках и содрогаясь от омерзения.
Она плакала, не переставая, слезы застилали глаза так, что она уже не видела красивого лица любимого человека, которое сейчас искажала маска похоти и неконтролируемой агрессии.
— Я так давно мечтал о тебе! Так давно хотел прикасаться к тебе так, — совершенно не слыша ее, продолжал, словно в бреду, говорить юноша, больно сжимая ее ногу чуть выше колена и со стоном заводя руку выше — туда, где заканчивались тонкие чулки и начиналась нежная плоть. — О, боги! Как же ты нежна и горяча!
Рука ни на миг не прекращала свои мерзкие прикосновения, а другая до боли сжимала талию девушки, пока не скользнула вверх к вырезу платья, чтобы безжалостно рвануть его под испуганный вскрик и новую волну слез принцессы. С новым рыком Акир опустил голову вниз, впиваясь зубами в плоть поверх нижнего прозрачного белья, сжимая в ладони упругое полушарие — жестко и до боли.
Анна была в отчаянии. Она была бессильна и обессилена, у нее едва хватало воли оставаться в сознании, ведь пелена забвения была такая заманчивая, но такая пугающая. Она не могла просто сдаться! Пусть и понимала всю бесполезность своих попыток вырваться и остановить жестокого насильника. Но даже не попытаться она не могла. Пусть она будет проклинать себя за глупость, винить за доверчивость, но никогда не упрекнет в бездействии и смирении. Она никогда не готова была просто смириться с тем или иным положением вещей. Она всегда боролась за права отстаивать свою правоту и свои желания. И сейчас даже страх не отнял у нее этой особенности — не мириться с обстоятельствами. И пусть это были слабые попытки и ничтожные мольбы, но она не готова просто опустить руки.
Но резко и неожиданно Акира словно отбросило от нее, с силой оторвало. И больше не удерживаемая его руками и телом, она безвольно упала на пол беседки, сжимаясь в комочек и сотрясаясь от рыданий. Она ничего не видела и не слышала — была слишком напугана, чтобы понимать, что пришло спасения. Ей было больно, и куда больнее было разбитому сердцу.
Впервые в жизни она доверилась и полюбила! Впервые в жизни встретила того, кому было плевать на то, что о ней говорят! Впервые она позволила себе помечтать! И вот чем все это обернулось — лишь боль, и разочарование. А еще обида — дикая и жгучая: она все-таки не достойна в глазах окружающих простого чувства любви. Она ведь не просила о многом! Не просила несбыточного и неосуществимого! Просто любви от тех, кого любила сама вопреки всему! Но все, что видела в ответ на свои светлые чувства — злость, ненависть, презрение и отвращение. Правильно ей говорил Хасин — в ней слишком много добра и надежды. Она не закалила свое сердце и душу, и они оказались растоптаны и унижены, оскорблены и оплеваны. Она не слушала Хасина, когда тот говорил о том, что ей нужно стать жестче. Она решила остаться собой в полной мере, и вот чем это обернулось — болью. Такой сильной, такой дикой и нестерпимой, что хотелось просто умереть здесь и сейчас!