Пэнн поселился в Реховоте — в то время стремительно растущем сельскохозяйственном поселении в двадцати километрах от Тель-Авива и принимает активное участие в жизни местных поселенческих организаций, работает разнорабочим на стройке, сторожем, становится одним из первых инструкторов по боксу в спортивном обществе «А-Поэль» («Рабочий»).
Его восхищают энтузиазм поселенцев и их самоотверженные усилия по освоению бесплодных земель. Настроения Пэнна постепенно меняются и он нелегко, но принимает новую жизнь.
«Какая-никакая, ветхая, заброшенная, но всё же — Родина…», — пишет он в этот период своей жизни. Пэнн быстро осваивает новый язык. Его учителем иврита был знаменитый Х. Н. Бялик, который называл Пэнна «шабес гоем*** еврейской поэзии».
Талант Пэнна был замечен и на его новой Родине. Не только Бялик, но также Авраам Шленский — другой известный поэт и публицист принял деятельное участие в становлении Пэнна как поэта на новой Родине.
Авраам Шленский перевёл несколько ранних стихотворений Пэнна на иврит и всячески укреплял веру молодого поэта в собственные силы. Уже спустя два года после приезда в Палестину, Пэнн начал писать стихи на иврите.
Первое же его стихотворение на иврите «Новая родина», (1929 г.) стало своеобразным манифестом Пэнна, в котором он провозгласил цели своего творчества: служить сближению двух народов, двух культур — русской и ивритской.
Для новой Родины.
Для чуждых берегов,
Для нежных рощ, где зреют апельсины,
Как грешник, соблазнён,
Исторгнут из снегов.
Я брошен в жар пустынь, в ад шаркии, хамсина ****
Из крови тяжб она
Возникла, как виденье.
Упорная, чужая в знойной мгле!
Какое же сложу я песнопенье
Ей, надо мной склонённой лёгкой тенью,
Древней всех колыбельных на земле?
Люблю её,
Хотя она сурова,
Но дни мои влача среди тревог и мук,
Судьбу рожденья
Моего второго
Не вырву я из этих бедных рук.
Слепящий зной!
Ей в наготу худую
Лопаты и кирки врезаются, звеня.
И негодую я,
Но, видя высь седую,
Шепчу: «О, древняя, прости меня!»
Я не пришёл к тебе,
Неся и щит и знамя,
Но, возмущённый дикою враждою,
Тебя — от скал
До пальм с зелёными листами —
Жалея, звал я Родиной второй.
Всё вижу я тебя безмолвной, терпеливой,
В палатке бедуина (???), набут и шубрия *****
Библейской простотою
Своей неприхотливой
Средь кактусов — ежей в пустыне молчаливой
Влекут меня блуждать в пространстве бытия.
Встречая друга, подавать я буду
Худую руку,
Говорить: «Шалом!»,
Змий обольстил,
Принёс я в жертву Чудо,
Прельстясь поддельным золотым кольцом.
Без цели в даль твою
Гляжу я безотрадно,
Твой зной мне в горло льёт расплавленную медь.