Такое явление, как «разговорчики в строю», наш отец-командир в принципе допускал, но требовал от нас, чтобы мы даже между собой говорили по-турдетански. Это племя, оказывается, населяет почти весь юго-запад Испании, и здесь его представители тоже в большинстве. Поначалу мы ворчали, но во время одной из коротких передышек между учебными боями он разжевал нам свою позицию. Как оказалось, его абсолютно не волнует тот факт, что на непонятном ему нашем собственном языке мы почти наверняка перемываем кости лично ему – в конце концов, то же самое делают и все остальные. Разве меняется суть от того, что они делают это на турдетанском, а значит – шепотом? Но в строю речь каждого должна быть понятна всем, и он хочет, чтобы мы как можно скорее овладели языком большинства в полной мере. Это было не только справедливо, но и в наших же собственных интересах, так что все наши возражения отпали сами собой.
В целом, сравнивая нашего начальника с отечественными отцами-командирами, мы не могли не отметить, что дрочит он нас исключительно по делу, а никакой идиотской муштры по принципу «чтоб затрахались» у него нет и в помине. И вскоре, в отличие от «родного» армейского командования, Тордула мы зауважали по-настоящему.
Готовили нас, конечно же, «не просто так, а по поводу». На четвертый день досточтимый Волний устроил нашему отряду смотр. Кроме нас, четырех арбалетчиков, отряд состоял из десятка пращников-балеарцев и двух десятков копейщиков-турдетан с фиреями кельтского типа – овальными щитами гораздо крупнее наших маленьких круглых цетр, но помельче и полегче римского скутума. Копья были тоже не особо длинные – где-то в человеческий рост, как раз для подвижного боя, а у большинства имелись и дротики, в том числе и цельножелезные – саунионы, при виде которых нам стало понятно, откуда растут ноги у пилума римских легионеров. После смотра и показательного учебного боя, которыми старый этруск остался вполне доволен, его управляющий раздал каждому по серебряной монете – в качестве премиальных за хорошую подготовку, а Тордул дал всем «увольнительную» на остаток дня.
Местные, кто не был женат или не имел постоянной подружки не слишком тяжелого поведения, направились в известную им местную забегаловку, имея целью недорого нагрузиться вином и совсем бесплатно подраться с финикийской матросней. Володю с Серегой, прознав о полученной ими премии, бабы снова раскрутили на шопинг, а мы с Васькиным решили просто прогуляться. За предместьем располагалась небольшая речка, а за ней – бедная рыбацкая деревушка, в которой, по словам управляющего, из-за конкуренции со стороны гораздо лучше оснащенных и имеющих привилегии финикийцев и благополучные-то семьи едва сводили концы с концами. Депрессивный район, если говорить современным языком. Будучи при мечах и кинжалах, мы могли не опасаться приключений с местной шпаной, зато кое-какие иные приключения, если повезет, могли наклюнуться. Характер этих желанных для нас приключений диктовался самцовым инстинктом, не очень-то удовлетворенным за дни сидения в лесу, а теперь и вовсе раздраконившимся при виде не слишком тепло одетых баб на гадесском рынке. Как искать понятливых и сговорчивых, тоже особых сомнений не вызывало. Понятно, что и в депрессивном районе таковы далеко не все, но в общей массе всегда найдется и такая. А искать, естественно, на водоеме, куда бабы ходят за водой или постирать тряпье, да и не только тряпье. В отличие от греков с римлянами, здешний народ не знал общественных бань, и свои гигиенические проблемы решал проще и естественнее…