– И сколько же ты должна?
– По долгу ростовщику – пятьдесят либр. С процентами это шестьдесят либр. – Черт возьми, это же меньше той суммы, что я не смог ей передать! Ее доля из того, что я не заплатил в лигу, – как раз шестьдесят пять либр. – А мадам Берта мне платила пятнадцать су в день и из них десять вычитала за жилье. И на долг проценты считала.
Все ясно. Молодая мама попала в вечную кабалу на пустом месте. С грудным младенцем, да с ее внешностью, сама она вырваться не смогла бы никогда.
– Марта, послушай, во-первых, у тебя есть деньги. Свои. Сто либр (ну приврал, увеличил сумму) я не смог тебе передать, это то, что нам дополнительно заплатил мэтр Фурнье. Ты никому и ничего не должна, все свои долги ты погасишь из собственных, тобою заработанных средств. – Было очень важно, чтобы она почувствовала себя не содержанкой и нищенкой, а человеком, который способен сам отвечать по своим обязательствам.
Разумеется, я смог бы тупо взять ее на содержание, только кому бы от этого было хорошо? Ребенку, знающему, что его мать приживалка? Ей, отказавшейся от самой себя и постоянно заискивающей, чтобы выклянчить очередной кусок? Нет, для этого я слишком ее уважал.
– Во-вторых, это, – я указал на мальчика, – мой сын. Сегодня же мы все оформим официально. Ты умная женщина, ты понимаешь, что жениться я на тебе не смогу. – Марта утвердительно кивнула, но уже не заискивающе. У нее распрямилась спина, расправились плечи. К ней явно возвращалось чувство собственного достоинства.
– Но мы, я в этом убежден, можем вместе зарабатывать деньги. Как – оговорим потом, когда я вернусь. Пока что я, как дворянин и барон, просто обязан сделать тебе подарок в благодарность за рождение сына. Это традиция и отказы не принимаются. Понятно?
– Да, – нарочито кротким голосом ответила Марта. Господи, да у нее в глазах пусть робкая, но улыбка!
– Я оплатил тебе восстановление лица, – надо понимать, что для обычного человека не было принципиальной разницы – оплатить эту операцию или купить королевский дворец. И то, и другое недоступно. Только представьте – полторы тысячи экю – это более пяти килограммов золота. Если бы не щедрость барона де Безье и графа Амьенского, я бы за всю жизнь такой суммы мог не накопить. Поэтому для описания чувств Марты я просто не нахожу слов. Детская сказка, спустившаяся в этот не самый лучший из миров, Божье чудо, посланное несчастной как плата за муки и крепость в вере? А может, так и было, а я лишь жалкий инструмент провидения? Хорошо бы. Значит, мы не забыты в нашей суете и грязи, значит, счастье возможно, а беды – лишь испытания, посылаемые свыше.