Последний вопрос заставил юношу очнуться от своих мыслей, и кружево ресниц изумленно всплеснулось:
— Разумеется, нет! — вырвалось у Амани.
— Тогда что? — продолжал настаивать князь, придерживая его за подбородок.
Аман не выдержал, и отвел глаза в сторону, пряча взгляд. Ответ пришел сам собой:
— Я все-таки проиграл вам!
Он ожидал чего угодно, кроме того, что Амир начнет смеяться.
— Так вот что тебя гложет! — мужчина сгреб возмущенного Амана, с яростным шипением принявшегося вырываваться из его рук, и опрокинул на простыни, обрушив сверху настоящий тайфун из поцелуев на все, что подворачивалось во время этой короткой и совершенно бесполезной борьбы, пока юноша не начал извиваться под ним уже от возбуждения. — Мое ярое пламя!
Амир отстранился слегка, заглядывая в сверкающие черные очи, и с серьезной улыбкой сказал:
— Я клянусь, что это поражение станет самой блестящей твоей победой!
Этой клятве невозможно было не верить. Он — поверил, и неожиданно для себя тоже рассмеялся негромко:
— Повелитель Мансуры уже доказал мне, неразумному, что всегда держит слово…
Улыбка юноши была полна неосознанного лукавства с толикой вызова, и в этот миг становилось очевидно, почему первое его имя таково: воплощенное искушение, перед которым не устоял бы и святой! Амир не был святым подвижником, и тем более не собирался бороться с соблазном. Он выжег свой поцелуй несмываемым клеймом в нежной ямочке между ключиц, — юноша опустил веки и откинул голову, открывая пульсирующую жилку. Ладони плавно легли на плечи князя, очерчивая рельеф мышц — правда бывает разная, а истина только одна. В данном случае — одна на двоих… Здесь и сейчас он хотел этого мужчину до искр перед глазами, а поизводить себя сомнениями и пересчетом допущенных ошибок — успеет и завтра! Сейчас он хотел просто наслаждаться и любить, и Амир дал ему эту возможность, выцеловывая и выглаживая каждую жилку, каждую косточку, каждую венку выгибавшегося ему навстречу восхитительного тела.
— Амани…
От вибрирующих низких звуков, наполнивших его имя, ощущения пальцев, медленно и неуклонно спускавшихся по ложбинке меж конвульсивно сжимающихся ягодиц, юноша уже оказался на грани оргазма. Амир остановился, заставив Амана сначала застонать от разочарования, а потом, прислушиваясь к приглушенным ругательствам, пока мужчина что-то искал в неверном свете одинокой лампы, — прикусить разъезжающиеся в улыбке губы: он еще никогда не ощущал себя таким… таким желанным… Единственным!
Он все еще улыбался, когда Амир шепнул, потянув губами мочку ушка:
— Мне нравится узнавать тебя…