— Отчего же, — медленно проговорил юноша, тщательно взвешивая каждое слово, — любой может взяться за нить, но это не сделает его ткачом, тем более мастером…
Это было сказано, чтобы что-то сказать. Аман уже успел понять, что господин его оценит скорее искренность и откровенность в разговоре, либо же нечто, что хотя бы выглядит таковым. Пожалуй, если бы он не был настолько выбит из колеи, и с первых же дней ударился бы в привычные игры с искушением и провокационной дерзостью — вот тогда бы он проиграл наверняка и сразу! Не говоря о том, чтобы теперь ставить себе цель прямо противоположную господскому ложу.
А господин его не обманул ожиданий.
— Мы говорим об одном и том же, — спокойно заметил мужчина, оправдав расчеты и надежды его необычного невольника.
Аман промолчал: чем-то этот диалог до боли напоминал их шахматные партии, но было одно отличие. Беседа — даже между хозяином и рабом, — не имела таких жестких правил, чтобы их нельзя было изменить… Некоторое время царила тишина, а немыслимая в своей несокрушимой чистоте синь — золотом света сияла над миром.
— Что ты чувствуешь, когда смотришь?…
Вопрос был неожиданным и неоконченным, но не неясным.
— Восторг, — отозвался юноша прежде, чем вообще задумался над его смыслом, а тем более — возможными подтекстами.
— И ты говоришь, что не воин! — Амир от души рассмеялся, а в следующий момент Амани с изумлением увидел протянутую ему руку. — Идем! Я знаю, что еще тебе понравится!
Аман застыл, словно ноги его вросли в скалу под ними от неодолимого заклятия. Сайль в своем неистовстве не мог бы потрясти его больше, чем ладонь свободно и уверенно принявшая в себя его руку. Пальцы чуть сжало и тут же отпустило:
— Если хочешь посмотреть Аль Мансуру — я покажу тебе ее…
Властный взгляд затягивал глубже, в густую взвесь пережженных горьких кофейных зерен.
— …так, как не видел никто!
Юноша с усилием оторвался от взгляда, устремленного в него стрелой на вылет, снова оборачиваясь к наиболее безопасному предмету разговора:
— Кто я такой, чтобы отказаться от предложения насладиться сокровищем, которому нет равных, — поклон.
«Если какому сокровищу и нет равных, то это тебе, звезда моя!»
Пустота холодила ладонь, требуя немедленно заполнить ее, ввернуть ощущение тонких прохладных пальцев, а еще лучше — окунуться в смоляной водопад волос, нежиться о шелковистую мягкость юношеской кожи, заставляя тепло жизни под ней переплавляться в жар страсти… И все же мужчина сдержал неистовый порыв. Так будет! Тогда, когда красавец-бунтарь сможет принять его ласку не как случайную прихоть нового хозяина.