– Не поможет, – сдержанно икнув, сказал анестезиолог. – Как у ящерки хвост – чпок… и снова вылезут.
– Това-арищи! – возмутился Стасенко. – Где ваша культура и совесть?!
– Это нам и предстоит выяснить. – Ворончук прищурился и обвел всех «длинным» начальственным взглядом. – Ну так что, есть желающие сделать чистосердечное признание?
– В чем? – спросил Васнецов.
– В том, что вы боги! – Анестезиолог глупо хихикнул.
Ворончук зыркнул на троицу врачей, и Яков Лейбович с ассистентом вытолкали расклеившегося коллегу в коридор.
– Желания признаться, как понимаю, нет. – Старший лейтенант обернулся к одному из врачей постарше: – Симон Леонтьевич, вы сможете провести полное обследование этих… подозреваемых?
– Подозреваемых… в чем? – растерянно спросил врач.
– Это имеет значение?
– Нет, нет, конечно же нет! Я хотел спросить, на предмет чего обследовать, что мы ищем?
– Вы меня спрашиваете? – Ворончук уставился на врача не мигая, как учили.
– Ах да, да, конечно! – Симон Леонтьевич обернулся к другому «заспанному» доктору: – Вениамин Захарович, надо сделать анализ крови, мочи, рентген…
Врач обернулся к Ереминой. Та развела руками и взглядом указала на Ворончука.
– Простите, любезный Василий… э-э…
– Просто товарищ старший лейтенант, – подсказал Ворончук.
– Да, да, конечно. Алевтина Дмитриевна тоже арестована? Рентген по ее части.
– Здесь пока никто не арестован. – Василий поморщился. – Просто разбираемся. Если доктор Еремина докажет, что не состоит в шайке… пусть делает свой рентген. Но по моим сведениям, она вколола себе немецкое снадобье.
– Доказать – раз плюнуть. – Алевтина закатала рукав халата, а затем и гимнастерки. – Смотрите внимательно, видите? Дырок нет.
– Это вы сейчас пошутили? – Вася взглянул на Еремину с укоризной. – У Филина дырка от ножевого ранения затянулась, неужели ваша оспинка от укола не затянется? Как вы объясните свой приступ? Говорят, вы едва дышали, бились в припадке. Вас спасали всем миром. Почему молчите? Где доказательства невиновности?
– Как раз потому и молчу. – Алевтина буквально впилась взглядом в старшего лейтенанта. – Вы все доказали за меня. Но если вам действительно интересно, отвечу. Конвульсии, припадок, спасение… это был спектакль, чтобы отвлечь внимание, сорвать чудовищную провокацию. Вы знаете, что собирались сделать майор Золкин и подполковник Стасенко?
– Не Золкин, а фашистский диверсант под этой фамилией, – поправил Ворончук. – Вы же сами все видели, если действительно только изображали отравление немецким зельем.
– Видела. – Алевтина кивнула и виновато покосилась на Филина. – И как он ударил ножом капитана Филина, и как стрелял в вас, но почему-то не попал, тоже видела. Но это случилось позже, на нейтральной полосе. А мне пришлось устроить спектакль еще до бомбежки, когда мы только собирались вытащить трофеи из уцелевшего вагона. Подполковник Стасенко и диверсант Золкин хотели проверить действие немецкой дряни на…