Вернуться через служебный вход удалось без происшествий. Выйти по окончании матча – тоже. С толпой болельщиков парочка добрела до развлекательного центра «Авиапарк», где на полтора часа застряла в кафе, продолжая изображать воркующих влюбленных.
Наконец Зимин получил приказ вызвать такси, и конспираторы поехали к Варваре. В смысле – Леонид подвез ее домой. Классического «заглянем на чай» не получилось.
– До завтрашнего вечера фиг тебе, а не чай, Зимин. – Варвара чмокнула его в щеку и шепнула на ухо: – Это чтобы со стороны выглядело убедительно. Якобы соблюдаем приличия первого свидания. Пока!
– Я понял. – Зимин усмехнулся. – Конспирация не в ущерб морали. До завтра, революционерка Варя.
Ноябрь 1944 года, Восточная Пруссия, участок 3-го Белорусского фронта
«…Войска армии закрепляются на достигнутых рубежах, организуют прочную оборону в готовности к отражению атак пехоты и танков противника…
Противник (в течение суток) активности живой силой не проявлял, обстреливал наши позиции редким артиллерийско-минометным огнем, чередующимся с короткими огневыми налетами, и огнем шестиствольных минометов. На отдельных участках отмечается производство окопных работ. Отмечено 28 самолето-пролетов авиации противника на разведку и бомбежку боевых порядков наших частей…
Войска армии (в течение суток) активных наступательных действий не вели…
Части 50-й гвардейской отдельной дивизии отбивали контратаки противника, поддержанные танками и самоходными орудиями 162-го гвардейского стрелкового полка. В результате боя противник был несколько потеснен с занимаемого рубежа…
В течение дня войска первого эшелона… занимали прежние рубежи, приводили себя в порядок, совершенствовали занимаемые позиции, вели разведку и наблюдение за противником и к исходу дня занимали прежнее положение…»
Из сводки по 28-й армии…
Возглавлявший оперативную группу Управления контрразведки Смерш штаба фронта майор Золкин выглядел монументально. Именно так. Хоть скульптуры для парка отдыха с него лепи. Под метр девяносто, косая сажень в плечах и безупречно правильные черты лица. Будь он белоглазым каменным изваянием, Филин признал бы, что это произведение настоящего мастера. Но Золкин оставался живым, поэтому имел-таки один существенный недостаток – как раз те самые глаза. Серые и холодные, как лед. Ну не глаза, понятно, а взгляд майора казался холодным, но сути дела эта поправка не меняла. Золкин сверлил собеседников взглядом, словно ледяным буром, и взгляд этот замораживал все, до чего доставал. Кому душу, кому мозги, а кому язык.