Жоэль де Сен-Северен торопливо бросился помогать тётке Матильде и Стефани поднимать Аньес. Барон де Шомон, выслушав новость, осторожно вынул из крохотного чехла зубочистку, граф де Руайан задумчиво разглядывал свою лютню. Виконт Реми де Шатегонтье был бледен, но трудно был понять, насколько эта бледность бледней обычной меловой прозрачности его милости. Тибальдо ди Гримальди воззрился на аббата, пытавшегося привести в чувство девицу де Шерубен, но никак не прокомментировал услышанное. Герцог Габриэль де Конти оказался в итоге единственным, кто выразился определённо:
— Это просто ужасно, дорогой Жан. На вас же лица нет. Вам надо подкрепиться. Когда же наконец подадут трюфели, Присиль?
Впрочем, минуту спустя отозвалась на услышанное и старая графиня.
— А мне-то, старой дурёхе, показалось, что грозой пахнет, — раздражённо пробормотала она, зябко кутаясь в тёплую шаль. — А тут, гляди-ка, серой смердит.
Да, новость была ужасна, а если добавить, что спустя четверть часа в гостиной появился Одилон де Витри, жилистый старичок с приятными манерами, старый приятель маркизы де Граммон, с новыми подробностями, то будет понятно, что весь вечер ни о чём другом уже и не говорили.
Полиция смогла лишь выяснить, что несчастная девица, появившаяся в обществе только в этом сезоне, имела характер непреклонный и слегка заносчивый, отвергла нескольких женихов, и метила, как говорили, весьма высоко. Мать мадемуазель Розалин, убитая горем, не могла объяснить, как и каким образом пропала её дочь. Дознались только, что три дня назад, вернувшись с бала довольно поздно, она переоделась, ибо её платье осталось в спальне, а горничная видела молодую госпожу и помогала ей раздеваться. Потом Розалин вышла из дома, видимо, сама, ибо никаких следов взлома на двери не было. На следующий день около полудня мать и горничная заметили отсутствие Розалин, но решили, что она у кого-то из подруг. И вдруг…
Но почему и куда она ушла? Как оказалась на кладбище? Кто заманил её туда? Тело девицы, видимо, ещё при жизни, подверглось невероятному поруганию, но это было ничто в сравнении с тем, что сделано было со злополучной жертвой после смерти. Ведь на скелете остались следы зубов!
— Если труп бедняжки пролежал на кладбище достаточно долго, понятно, что по запаху он был найден всеми кладбищенскими голодными псами. Чему же тут удивляться, Одилон? — Тибальдо ди Гримальди рассуждал о случившемся так же, как если бы говорил о свиной вырезке.
Мсье де Витри замахал на него трясущейся рукой.
— Да не собачьи зубы, Тибальдо! Кого бы это удивило? Человеческие.