- Ну, тогда обо мне.
- Если тебе уж так хочется, можешь сама это сделать, - смеюсь я, привалясь к брустверу боком.
Женька медленно горбится, поднимает с земли комок мерзлой глины и кидает его в подлетевшего к нам воробья. Щурясь, долго глядит куда-то в сторону, на розовый снег.
- Вот ещё, не хватало! - говорит она наконец. - Очень надо!
- А не надо, молчи!
В тишине весеннего утра так приятно молчать и думать о близких мне людях. О счастье, которое где-то рядом. О солнце, которое растворяет в моей крови столько нежности и тепла, что теперь его хватит на целую жизнь. И о Женьке, которая сидит, обхватив колени руками, и тихонько поёт:
За городом качки плывуть,
Каченята крячуть.
Вбоги дивки замиж идуть,
А богати плачуть.
Вбоги дивки замиж идуть,
З чёрными бровами,
А богати сыдять дома
С киньми та з волами...
Вечером, в сумерках, кто-то шумно завозился у входа в нашу палатку. Потом, согнувшись в три погибели, втиснулся в узкую дверь и распрямился мохнатой овчинной горой.
- День добрый, соседи!
- Здравствуйте, коль не шутите! - Улаев поначалу, видимо, не разглядел, что за гость пожаловал к нам. И вдруг торопливо поднялся навстречу. - Что хорошего скажете, Алексей Николаевич?
- Да вот зашёл вас, бесхозных, проведать. Как вы тут поживаете? - пробасил с угрюмоватой усмешкой командир артиллерийского полка, расстегнув полушубок. Он потер одна о другую озябшие на вечернем морозе крепкие руки. Шапку бросил в угол, на кучу мешков. Полушубок чуть сдвинул с тяжёлых крутых плеч, но не снял его, а только вывернул полы мехом наружу. По-хозяйски прошелся взад-вперёд по палатке. Зорко глянул на Женьку, читавшую в сумраке на одеяле, наклонился, отнял Блока и спрятал в карман. - Такие вещи без спросу не трогать!- угрюмо сказал Кедров. - Не для маленьких. Не игрушка! - Потом обернулся к Улаеву, упрекнул с обидой: - Вот ты прибежал ко мне давеча, ночью: «Девочки, девочки... Тяжело им. Война тяжело достаётся!» Ну, я по-соседски и приютил у себя, пожалел. Так они же в благодарность меня же и обругали! Это как? Хорошо?
«Да уж, кто кого обругал, - подумала я, неприязненно забиваясь в угол, - Теперь пришёл сюда сводить счеты...»
- А кто? Кто это сделал? - спросил Улаев. Он торопливо откинул белую прядь со лба и внимательно, строго поглядел на меня. Почему-то он всегда в таких случаях глядит на меня, когда, хочет найти виноватого. Он ни разу ещё не взглянул таким же строгим взглядом на Женьку. - Не знаю, Алексей Николаевич, - сказал Сергей. - Я ничего не слыхал.
- Ну, где тебе было слыхать! - ответил Кедров, обнажая в усмешке ровные белые зубы. При этом он взглянул на меня, но лицо его показалось мне добродушным. Кедров небрежно махнул рукой. - Ну ладно уж!.. Кто старое помянет, тому глаз вон.