— Вот как? — Она сузила синие глаза, полыхнувшие яростью.
— Вы можете остаться калекой на всю жизнь!
— А могу стать обедом для чудовища. Что лучше? Королеве можно и прихрамывать. Когда я буду сидеть на троне, это не будет заметно.
— Да вы с ума сошли! — возмутился Сэм.
— Пошел вон! — выпалила Лилейна. — Ни на что ты не годишься! Даже какого-то кота не смог побить. Думаешь, я не видела, как он утром тебя опозорил?
Ноздри Сэма раздулись, он повернулся и пошел к двери.
— Беги-беги, тренируйся на кошках! — выкрикнула Лилейна ему в спину.
Когда дверь за ним захлопнулась, она поднялась, дернула поломанную ножку стола так, что та окончательно оторвалась, и столик с дребезгом рухнул. Сев на кровать, она вытянула ногу, оперев ступню на трюмо. Примерившись к голени, глубоко вдохнула.
Дверь снова распахнулась, и в комнату влетел Сэм. Он вырвал из ее рук ножку стола, отбросил прочь. Схватив за плечи, встряхнул так, что золотистые волосы взметнулись.
— Не смей этого делать, глупая ты девка! — приказал он.
— Не смей орать на меня, тупой ты баран! — крикнула она.
— Что тут происходит? — Дерек появился в дверном проеме, посмотрел на расплывающееся кофейное пятно на стене, сломанный стол.
— Милорд, — глухо обратился к нему Сэм, отпуская Лилейну, и та тут же влепила ему еще одну пощечину. Он досадливо потер щеку и продолжил: — Принцесса очень расстроилась и не желает ехать к дракону.
Дерек прислонился к дверному косяку, сложил руки на груди, с интересом рассматривая Лилейну.
— Прикажите приставить служанку, чтоб была с ней неотлучно. Как бы чего не вышло.
Лорд кивнул, все так же глядя на Лилейну. Волосы ее разметались, грудь вздымалась, от злости на щеках горел румянец.
— Вы не перестаете меня удивлять, принцесса, — сказал он. — И, право слово, такой вы мне нравитесь куда больше.
Он вышел, и Лилейна повернулась к Сэму.
— Ты слышал? — сказала она. — Холодному лорду нравятся горячие страсти. Уж я их ему устрою!
Нэш слонялся по замку как неприкаянный. Если бы он был оборотнем-волком, то наверняка уже завыл бы на луну, которая висела в небе медной тарелкой с красной искоркой. День прошел в хлопотах: Генриетта заставила Иргу перемерить половину кладовой, то и дело спрашивая мнение Нэша. А он улыбался и подтрунивал над Иргой, которая в любой одежде выглядела мило — даже когда Генри напялила на нее пушистую белую шапку, огромную, как сугроб. Нэш, поморщившись, потер грудь. Дерек сказал бы — у тебя на душе кошки скребут. Боль на самом деле была почти физической, ноющей и противной, как от глубоких царапин.