Потом Джасс остановился и принюхался.
– Пахнет свежим сеном, – сказал он. – И цветами. Это мне кажется, или вы тоже чувствуете запах?
– Да, уже с полчаса, – ответил Брандок Дах, – и проход расширился, и потолок поднялся.
– Это великое чудо, – сказал Джасс.
Они шли дальше, уклон кончился, под ногами появились мелкие камни и песок, а потом мягкая земля. Наклонившись, они тронули землю и нащупали спящие маргаритки и траву в ночной росе. Справа журчал ручей. Они были на лугу. Перейдя луг в темноте, наткнулись на высокую стену, которая сначала казалась просто темной массой, темнее окружающей ночи, а потом они различили открытые ворота. Перешагнув порог, они вступили на плиты двора и увидели лестницу к закрытым раздвижным дверям с порталом.
Лорд Брандок Дах почувствовал, как Миварш щиплет его за рукав. У бедняги от ужаса зубы стучали. Брандок Дах улыбнулся и обнял его одной рукой. Джасс поставил ногу на нижнюю ступеньку.
В этот момент послышалась музыка. Какие инструменты играли, они не поняли. Сначала будто трубы звали в битву, потом стихли, потом снова зазвучали, на этот раз громко и дерзко, будто отражая нападение. Потом мелодия изменилась, словно искала выход на ощупь в темноте, вылилась в горькую жалобу, и она растаяла на ветру, остался только приглушенный раскат грома, негромкий, но долгий и зловещий. А потом в темноте раздались три глухих удара, так волны бьют о пустой берег; снова три удара; мучительная пауза; хлопанье крыльев фурий, вылетающих из бездны; освобожденный взлет, парение, безумное стремление ввысь, падение и адское смятение, и буйство драконов в ночном небе. Потом будто издалека зазвучала спокойная и нежная медленная мелодия, словно лучи солнца засияли над клубами пыли над полем битвы. Но это была лишь интерлюдия перед ужасом главной темы, которая снова выплеснулась из глубин яростной бурей, взмыла и стихла. За ней последовала величавая и спокойная музыка, рожденная ужасом и вернувшаяся к нему. Эти темы боролись в разных тональностях и закончились новым тройным ударом, сокрушившим железной булавой всю радость и нежность, втоптавшим живые корни в общее разорение. Но великий поток гнева и ужаса терял силу. Громовые удары становились слабее, тема насилия и разрушения задыхалась, угасала, и под конец, бесславно ворча, укатилась в тишину.
Лорды Демонланда, как в трансе, слушали новые печальные аккорды. Разбилось сердце гнева, и музыка словно выдыхала сердечную боль. Но это не был конец. Из могилы ужаса восстала тихая мелодия, холодная и безучастная, так поют для богов девы, чьи глаза обращены только к небу. Сначала она была слабой, как первый весенний бутон, робко пробивающийся из холода и льда. Но она бестревожно крепла, набирая силу и красоту. И вдруг раздвинулись двери, выпустив на лестницу поток света.