— Ещё немного — и лестница кончится! — уже не понижая голоса, сказал Гелен. — Я вижу, где она кончается. Теперь нам нужно пройти около сорока стадиев по подземному ходу. Дальше будет проход в башню.
— А этот ход нигде не разветвляется? — спросил Неоптолем, по-прежнему невольно говоря вполголоса, хотя и понимал, что их уже никто не может услышать. — Мы не пойдём вдруг совсем не в ту сторону?
— Тут нет никаких разветвлений! — твёрдо возразил Гелен. — Но есть места, где нужно идти осторожно: кое-где плиты подточила вода, под ними могут быть ямы, и можно поломать ноги. Ну ничего, мы заметим неровности пола и в крайнем случае поупражняемся в прыжках.
Они шли ещё некоторое время молча, осторожно ступая по каменным плитам. Проход постепенно, всё заметнее, стал сворачивать вправо, и в какой-то момент, когда факел качнулся в руке Гелена и свет метнулся из стороны в сторону, Неоптолем заметил, что стены немного расширились, отступая друг от друга уже не на три-четыре локтя, а локтей на шесть. И, самое странное, проход вновь пошёл вниз, хотя если он вёл ко дворцу, стоящему на возвышенности, ему давно бы следовало подниматься. Или он завершается очень крутой лестницей, или...
Но Неоптолем не успел спросить Гелена об этом новом странном обстоятельстве. Троянец круто остановился и, посветив факелом, указал вперёд:
— Смотри, царь! Вот как раз и яма впереди. К счастью, совсем неширокая. Я перескочу и отойду, чтобы тебе на меня не наткнуться. Ну, давай за мной!
Рыжее пятно факела метнулось вперёд, свет скользнул по горбатому своду, затем, как показалось на миг Неоптолему, высветил что-то похожее на толстые прутья решётки, которая находилась где-то впереди, в глубине прохода.
«Это ещё что?» — успел подумать юноша, лёгким прыжком перелетая через тёмное отверстие.
В следующий миг, в тот миг, когда правая нога юноши коснулась пола, раздался громкий скрежещущий звук, точно железо резко и остро скользнуло по железу. Ногу Неоптолема, а затем всё тело и всё сознание, и всё существо пронзила внезапная чудовищная боль. Сперва удар, одновременно с ним глухой хруст сломанной кости, и уже будто издали, из затмившего сознание безумия, юноша услышал свой короткий, страшный крик.
Потом наступил обморок, скорее всего краткий — боль была слишком сильна, чтобы подарить спасительное беспамятство надолго. Открыв глаза, юноша увидел каменный пол прямо возле своего лица и скорее догадался, чем почувствовал, что лежит, согнувшись дутой, в самой неловкой позе, своим неестественно скрюченным телом огибая какой-то торчащий из пола предмет. Его правая нога, коленом прижатая к животу, торчала меж двух железных дуг — верхушки этого самого предмета, намертво её сжавшего. Толстые шины, хищные зубы железной пасти, глубоко впивались в щиколотку, и тонкие ручейки крови, вытекая из-под них, змеясь по тёмным плитам, подбирались уже к самому лицу юноши.