Молодая женщина кивнула.
— Понимаю, — её голос прозвучал ровно, почти глухо. — Но я ни с кем не войду в храм, и никого не назову моим мужем и царём Эпира, пока не увижу Астианакса живым и невредимым. Ты понял, Гелен? Это ты передашь Сибилу, если только всё и вправду зависит от Сибила.
Тут она быстро посмотрела на троянца и так же быстро опустила глаза.
Он не дрогнул.
— Жизнь твоего сына зависит от тебя! — уже почти резко воскликнул он. — В Эпире должен быть царь, и он будет. Что мне передать разбойникам? Ты пойдёшь в храм со мной или с Сибилом, или с кем-то из них? Чьей женой ты будешь, Андромаха?
Этот разговор они вели в комнате, отделявшей спальню царицы от лестницы дворца. В комнате находились ещё два человека: старый Феникс и верная Эфра, слушавшая прорицателя с нескрываемым бешенством. Оба молчали, не решаясь вмешаться.
На последний вопрос прорицателя Андромаха не спешила отвечать, и пока она медлила, с лестницы, из-за закрытых дверей, вдруг донёсся шум. Кто-то отчаянно кричал внизу, на первом этаже, кто-то бранился, что-то упало, прокатилось по каменным плитам, будто пустая бочка, потом раздался женский визг и вновь гам и брань.
— Что это там? — Андромаха резко обернулась, и дверь распахнулась ей навстречу.
— Царица! — воин-охранник, всё из тех же разбойников, от волнения нарушил запрет и переступил порог, оказавшись в комнате. — Там... Тут... Тут этот бешеный пастух ворвался во дворец! Полифем этот, что пришёл с северных холмов. Всю стражу разогнал и требует, чтоб его пустили... пустили к тебе, царица!
— Наглец! — ахнул Феникс, для которого это совсем уже безумное происшествие оказалось последней каплей. — Грязный наглец! Гнать его отсюда! Гнать!
— Да его не выгонишь! — воин в испуге глянул через плечо. — Он и стадо быков разгонит.
В это время Гелен, шагнув к дверям, выглянул на лестницу и увидел, что внизу столпилось около десятка охранников. Они пытались го ли вытолкать, то ли просто остановить ворвавшегося во дворец человека, однако один за другом отлетали в стороны, а тот, с кем они так тщетно пытались справиться, будто не замечая их усилий, решительно поднимался по лестнице. Воины вопили, ругались, но сам возмутитель порядка орал громче их всех, и его хриплый голос перекрывал весь прочий шум.
— Лягушки болотные, пиявки поганые, ящерицы безмозглые! — ревел он. — Как вы смеете не пускать меня к нашей милостивой царице! У меня скот угнали, и мне же не дают пожаловаться! Да я вас к моим овцам под курдюки затолкаю! Я — Полифем, пастух, я — свободный житель Эпира и могу прийти к царице!