— Значит, предсказаниям в отношении Каррика ты не веришь, царь, а в отношении себя предпочитаешь верить? Ну, будь по-твоему. Мы не станем спорить. Послезавтра на рассвете все увидят, так ли велик твой бог... О, Великий Дом, ты хочешь ещё спросить о чём-то?
— Ты обо всём спросил за меня! — твёрдо проговорил Рамзес, тоже улыбнувшись. — Мы уходим и относим лагерь назад, как было уговорено. А послезавтра всё решится. И уже на своём языке добавил: — Забирай эту жуткую палицу, Гектор, не то мои воины унесут её разве что втроём...
Вернувшись в лагерь, фараон и его спутники застали удивительное зрелище, которым любовались, столпившись крутом, человек триста египетских воинов. Ахилл и Пентесилея занимались боевыми упражнениями. Он — в одной набедренной повязке, она — в своей чёрной тунике, оба вместе они являли очень забавное сопоставление, ибо рядом с громадной фигурой мужа рослая амазонка выглядела маленькой и хрупкой. При этом оба работали настоящими боевыми мечами, что во время упражнений могут позволить себе только бойцы, владеющие оружием в совершенстве, иначе любое чуть неверное движение окажется смертельным для того или другого. Он и она двигались с одинаковым проворством, меняя позиции, сходясь и расходясь так молниеносно, что за ними едва можно было уследить, а движения их рук и мечей сливались в сплошное мелькание и сверкание. Лишь иногда раздавался лязг, лезвия сшибались, на долю мгновения замирали, соприкоснувшись, потом разлетались, как огненные птицы, и снова бешеная скорость схватки, почти настоящей, почти смертельной, лишала зрителей возможности видеть выпады и смену позиций сражающихся.
Они дрались уже почти час, но в движениях не было заметно усталости, только дыхание обоих участилось, сделалось слышнее.
Рамзес, перед которым воины сразу расступились, едва кто-то заметил его приближение, тоже некоторое время смотрел на эту удивительную битву.
— Даже без доспехов! — изумлённо сказал фараон подошедшему к нему Гектору. — При такой скорости боя они же изрежут друг друга!
— О, нет! — возразил Гектор, тоже любуясь братом и его женой. — Это — два лучших воина, каких я когда-либо видел. Оба могут мечом рассечь яйцо, не поранив птенца. Эй, Ахилл, Пентесилея, да остановитесь же!
— Стоп! — скомандовал Ахилл. — Закончили.
И оба разом замерли, вскинув мечи.
— Прости, Великий Дом, что мы тебя не сразу заметили, — сказал, улыбаясь, Приамид-младший. — В обычном бою я слежу за тем, что происходит вокруг, но учебный бой предполагает сосредоточенность только на противнике. Спасибо, жена! Ну, ты меня и загоняла...