А дело так было: сосед мой по койке Илья Ильич (ну тот, который новую веру и нового бога придумал) исчез. Поначалу я было подумал, что выписался Илья Ильич, домой уехал. Ан нет! Борис Олегович, оказывается, отпустил его домой всего на сутки под свою личную ответственность. Уже в крытом медицинском фургоне, когда мы вчетвером (Борис Олегович, два санитара и я) Илью Ильича искать ехали, главврач рассказывал:
— Я его лет десять уже знаю. Человек, в общем-то, спокойный, но раз-два в году находит на него гнев дикий на все человечество. И начинает он жене и детям втолковывать веру свою и бога кулаками. Тогда жена прямо ко мне звонит, и мы высылаем машину. А тут пристал ко мне: отпустите да отпустите домой хоть на денек, у жены день рождения. Позвонил жене, — действительно, у нее круглый юбилей. Расчувствовалась, тоже просит: отпустите, Борис Олегович, моего дурака хоть на денек. Уговорила. Ну, говорю, Илья Ильич, клянись верой и богом своим, что ровно через сутки к десяти ноль-ноль вернешься в больницу. «Клянусь, — отвечает. — Верой своей и богом своим клянусь, Борис Олегович». Отпустил, и вот… ЧП на всю больницу, пропал больной.
Беглец проживал за городом в собственном деревянном доме. Когда мы калитку прошли и поднимались уже на крыльцо, обратил я внимание на баньку, что ютилась на задворках. Показалось мне вроде бы, что дверь баньки кто-то изнутри осторожно подтягивает, поджимает.
В доме Ильи Ильича не оказалось. Жена его принялась уверять Бориса Олеговича, что ушел хозяин в больницу еще вчера, потом слезы полились, а я на крыльцо вышел, где санитары покуривали. Постоял немного, подумал и прямиком к баньке двинулся. Толкнул прокопченную дверь и… Илья Ильич в предбаннике на топчане сидит. Голову в седовласой копне опустил, сопит гневливо, фыркает.
— Нехорошо, — говорю, — Илья Ильич, подводишь коллектив. В больницу надо ехать.
— Не поеду! — Илья Ильич буркает.
— Почему?
— Не хочу.
— О вере разговоры вел, а сам слово держать не умеешь, — стыжу старика. — Тебе сам Борис Олегович поверил! Давал ему слово, что вернешься? Давал?
— Давал.
— Верой и богом своим клялся?
— Клялся.
— Почему же обманул? Разве твоя вера, Илья Ильич, обман дозволяет?
Занервничал вдруг старик, глаза из бороды засверкали, поясняет мне:
— Не нарушал я клятвы, советовался с богом. Так и так, говорю, господи, слово Борису Олеговичу дал, верой своей поклялся, что вернусь в больницу. А теперича вот вертаться не хочу. Как быть мне, господи? Вразуми. И ответ мне от него таков был: «Ты дал слово человеку не нашей веры, можешь не выполнять его».