Щербаков сделал паузу, чтобы прикурить поданную бойцом самокрутку. А рассказ продолжил лейтенант-артиллерист, тот самый, что привел на КП Ермакова и Панасенко:
- Я был в это время на командном пункте батареи, у самой нейтральной полосы. И вдруг вижу из темноты планирует наш "кукурузник" и садится перед самым носом у фашистов. Ну, думаю, пропали ребята, сейчас накроют их огнем. Однако гитлеровцы почему-то молчат, видно, разбираются, чей же это самолет приземлился. А в это время из кабины выскакивают два летчика и, вместо того чтобы бежать к нам, спасаться, хватают свой самолет за крылья и пытаются утянуть его в балку. Тут немцы конечно же уразумели, что к чему, огонь открыли.
Думаю, помогать надо ребятам. Приказываю минометчикам ударить по огневым точкам противника, а двум солдатам - помочь летчикам. И тут началась такая пальба, что, честно говоря, мы я о самолете даже забыли.
Лейтенант улыбнулся, покачал головой?
- Но пока шла перестрелка, вчетвером ребята все-таки утащили самолет в балку... Да-а, полгода на фронте, но такой истории не припомню. Утащить самолет из-под самого носа врага - это, знаете, в рубашке надо родиться!
Через два дня оба экипажа уже докладывали командиру полка о выполнении боевого задания.
А экипаж сержанта Раскостова? Он все-таки погиб. И именно тогда, над Вертячим, когда его, казалось, выручили из беды Щербаков и Шульга.
В то время, когда они бомбили прожекторы противника, Раскостов и штурман Пушкарев были, очевидно, еще живы. Ведь было видно, как утверждали Щербаков и Шульга, что самолет продолжает подчиняться руке пилота, пытается вырваться из зоны обстрела. Но вот потом...
...По-2 упал в расположение своих войск, километрах в пятнадцати от цели. Прибывшие на это место пехотинцы увидели догорающие обломки машины, а рядом с нею - тела погибших летчиков.
Нетрудно было заметить, что самолет довольно сильно пострадал от зенитного огня. И еще можно было предположить, что штурман старший сержант Пушкарев погиб первым, а Раскостов со смертельным ранением в грудь и оторванной кистью левой руки еще продолжал некоторое время вести свою машину. Во всяком случае, вся нижняя часть фюзеляжа была залита его кровью. И эти длинные, застывшие на морозе алые полосы лучше всяких слов говорили о железной воле и несгибаемом мужестве летчика. Подчиняясь велению воинского долга, Раскостов до последнего своего вздоха боролся за жизнь экипажа и самолета.
А еще раньше над этой же целью были сбиты сержант Н. П. Ходус и лейтенант Н. К. Пархатов.
Декабрьской ночью над сталинградским котлом смерть настигла и сержантов Бугакова и Резепина.