— А, так это мне дед глухой дорогу показал.
— Какой такой дед? — удивился Молчан, ведь он точно знал, что ни один здравомыслящий житель Каменки в туман на поля не попрется.
— Ну, такой… Волосы — во! Борода — во! — не в силах пой-мать разбежавшиеся по углам мозга слова, Володаров показывал на себе, активно жестикулируя руками. — Сам горбатый, нос крючком. Сидел на пеньке и кряхтел тихонько.
Услышав знакомое описание, Молчан заметно напрягся.
— А одет во что дед был, не вспомнишь?
— Дед одет. Одет дед, — Володарову понравилась игра слов, и он глупо улыбнулся. — Помню, во что дед был одед. Хах. Мешок — не мешок. Тряпье какое-то старое.
— Везучий ты человек, Геннадий Павлович.
— Это почему это?
— Потому, что не живет в Каменке глухих и волосатых.
— Совсем?
— Совсем.
— Тогда кто же это был?
— Лучше не знать, — пожал плечами Молчан. — Но ботинок свой ты уже вряд ли найдешь.
— Думаете, тот дед спер?
— Думаю, что ты нашего местного лесовика повстречал. Еще думаю, что он в хорошем настроении был, раз дорогу показал. Обычно он только вредить горазд. Завел бы тебя в лес, и поди потом сыщи участкового.
— Да ну, что вы такое говорите? Какой еще лесовик? Сказки какие-то, — Володаров фыркнул, потянулся к бутылке, но вовремя себя остановил. На сегодня и так достаточно приключений. Не хватало еще завтра весь день болеть.
— Может кому лесовик и сказки, а в Каменке это обычное дело. Особенно в пустой день. Лесовик еще не самый вредный, на кого можно в тумане наткнуться. Вон, у Никитина в восемьдесят девятом жена на карьере купалась, когда туман налетел. Так ее к вечеру на погосте нашли. Вся мертвая была, и выпотрошенная. Будто зверь какой дикий ее поел.
— Да ладно? — Володаров приподнялся на табурете.
— Ага. Живот вспорот, а требуха по могилкам соседним развешена. Жуткое зрелище.
— И что же, поймали его?
— Кого? — не понял Молчан.
— Ну, убийцу жены.
— Дык, а кого ловить? Говорю же, нечистая сила ее умертвила. Злые духи в тумане.
— Значит никто даже не искал? А вы мужа ее, Никитина этого, спрашивали? Может это он ее…
— Та не. Он не мог. Хороший мужик, я ведь знаю. Он ее даже пальцем никогда не трогал. Бывало, напьются, поорут друг на дружку, чтоб пар выпустить, и мирятся потом. Но это другое, житейское.
— Ну, вот вам и суеверия. Напился ваш Никитин, с женой поссорился, а она от него в карьер сбежала. Он ее там со злости пришиб, и чтоб всех запутать на кладбище притащил.
— А требуха? Ее он тоже со злости развешал? Или из хитрости? Ты, Геннадий Павлович, поди ни разу в жизни скотину не забивал, чтоб такое на людей думать.