Весь вечер он благополучно потратил на превращение пу-стовавшего дома в обжитой. Получилось не ахти, конечно. Удивившие Володарова поначалу опрятные заготовки под цветники, ухоженный фасад, да и внутренности дома в це-лом, теперь начинали его напрягать. Ни тебе паутины в уг-лах под потолком, ни пыли под кроватью и шкафами. Люди так чисто жить не могут, а если кто и живет, то с ним опре-деленно что-то не так.
Еще кот этот… После того как он заявил, что уже один раз боролся с плесенью, Гена никак не мог выбросить у себя из головы картину, как наглое животное мучается, пытаясь от-чистить стены от черных пятен. А позже к ней присоедини-лась другая фантазия, в которой тот же кот, но уже в фарту-ке и маленьких поварских перчатках засовывает противень с пирожками в духовку. На его черной как смоль морде хоро-шо видны белые пятна муки.
«Идиотизм какой-то, — подумал Володаров, напяливая на старую, дряблую подушку наволочку. — Коту было бы дико сложно приготовить пирожки. У него же нет пальцев, чтобы заворачивать начинку в тесто. Да и с противнем могут воз-никнуть сложности. Хотя, если подхватить его снизу, то…» Привыкший находить рациональное объяснение всему мозг Володарова все еще не мог свыкнуться с тем, что в Каменке не всему можно найти объяснение. Привычку, вырабаты-вавшуюся годами, не так-то и легко преодолеть.
«С другой стороны, — он закончил с подушкой и приступил к простыне, — иметь такого кота под рукой было бы крайне удобно. При условии, конечно, что он действительно так хо-рош в уборке. А если еще и готовит, тогда цены ему нет. Ин-тересно, крестиком он вышивать умеет?»
Володаров накрыл простыней матрас, который предвари-тельно положил неприятным рыжим пятном вниз, и не раз-деваясь рухнул сверху. Бегать по лесу на голодный желудок было делом изматывающим, а сытный ужин тяжелой сдобой с мясом и капустой добил Гену окончательно. Он лениво пе-ревернулся с живота на спину, заполз целиком на кровать и закрыл глаза. Сон пришел почти мгновенно.
* * *
Володарова мучал вчерашний кошмар. В нем не было ни-какого изображения, лишь отзвуки чьих-то голосов. Они всплывали из черного небытия, будто сквозь толстый слой ваты, сквозь непроглядный туман. Голосов было два. Первый принадлежал женщине. Несмотря на гулкость и неразбор-чивость он был приятен, ласкал слух, как ласкает слух при-ветствие любимой. Но голос этой женщины был груб с Геной. Он кричал на него, спрашивал чего-то, требовал чего-то. Че-го-то хотел…
— Куда ты так летишь?… Гена!.. Гена!.. Остановись!.. Стой!..
Затем женский голос замолчал, а ему на смену пришел второй, детский. Он ничего не говорил, только плакал и ску-лил так надрывно, что, казалось, вот-вот сорвется на хрип.