Антонина - санинструктор из его медсанбата, а этот Мудрик - какой-то разведчик и будто бы даже «язычник», то есть специалист по ловле «языков». Впрочем, эта Антонина, несмотря на свою детскую внешность, не так уж проста. О Мудрике явно что-то недоговаривает. Но какое мне, в сущности, до этого дело?
Мудрик появляется у нас не часто. Он обитает где-то в городе, куда мы без крайней надобности не выходим, и, по-видимому, ведет ночную жизнь, о которой нам ничего не известно. Во всяком случае, у нас он появляется только с темнотой, с наступлением комендантского часа. Меня он всячески избегает. Тихо проскользнет к койке Сухохлебова и шушукается с ним. Потом отправляется к Марии Григорьевне, с которой у него тоже завелись дела. Она припрятывает для него миску нашего знаменитого «супа рататуй», хлеб, берет в стирку и штопку его белье, и я догадываюсь, что не без помощи этого ловкача у нас стали появляться в рационе, хотя и в микродозах, хотя лишь для самых тяжелых, такие продукты, как сливочное масло, колбаса и даже яйца.
Я тоже стараюсь его не замечать. Но вчера из-за своих шкафов невольно подслушала его разговор с тетей Феней.
- Да скажи, Христа ради, откуда это у тебя, мил человек? Мы и вкус его позабыли, шоколада, - допрашивала снедаемая любопытством старуха.
- А мы, почтеннейшая, цирковые иллюзионисты. Ор-ри-гинальнейший жанр. Мы берем шляпу системы цилиндр, ставим на стол - айн, цвай, драй, как говорит фюрер, - и вынимаем из-под нее кролика, отличного кролика... Полтора кило мяса, не считая ушей.
- Так что же ты, работаешь у них, что ли? - допытывается неутомимое наше Совинформбюро.
- «Работаешь»? Мне больно слышать такие слова, мамаша. Знаете, какие стихи однажды про меня написал в городе Николаеве один мастер-куплетист в стенгазете «Лонжа»: «В еде он очень был проворен, ну, а в труде наоборот...» «Работаешь»? Нет, почтеннейшая, Гитлер с Вовчика Мудрика не разжиреет. Ловкость рук - и никакого мошенства.
С Антониной у него тоже своеобразные отношения. Иногда, спустившись к нам, он, не заходя в палату, свистит с порога в три такта - два коротких и третий длинный, оттянутый, что-то вроде «фю-фю-фью-ю-ю!». Тем же негромким свистом откликается Антонина. Если она не на дежурстве, быстро одевается и исчезает с ним.
- Это у них особый свист, - пояснила мне Сталька, страшная сплетница, обладающая к тому же способностью запоминать чужие фразы и даже передавать их с соблюдением интонации. - Международный язык мастеров цирка. - И тут же довольно ловко воспроизвела: - Фю-фю - фью-ю-ю!