Свадьбу Илья предложил сыграть в ту же дату, когда они со Светланой впервые встретились в Таллине, на съёмках. Это снова было слишком шаблонно, больше даже смешно, чем действительно романтично, но Светлана решила держать своё мнение при себе. В конце концов, почему бы им не пожениться именно в этот день? Какая, в сущности, разница?..
Многочисленная родня Ильи обитала в далёкой кубанской станице, поэтому на свадьбу в Москву никто не приехал. Свекровь прислала телеграмму с поздравлениями и намекнула, что сыну всё равно необходимо выкроить время и привезти молодую жену на «смотрины», пусть даже несколько запоздалые, и там уже заодно отметить свадьбу «по-людски», как принято у них на Кубани — широко, шумно, хлебосольно и весело.
Со стороны Светланы вообще никого не было, кроме бывшей однокурсницы — соседки по общаге, которую она пригласила в свидетельницы.
Мама на свадьбу не поехала, мотивируя тем, что ей не с кем оставить Тёму, а с ним ехать — только позориться. Парнишке исполнилось уже восемнадцать лет: он кое-как, с грехом пополам, закончил школу, а затем поразил всех, блестяще поступив на физико-математический факультет московского университета — правда, на заочное отделение. В армию Артемия, естественно, не взяли, с его-то задержкой психического развития. Несмотря на недюжинный ум и широкий кругозор, вести себя парень толком так и не научился, мало продвинувшись за минувшие годы в изучении правил хорошего тона. Друзей у Тёмы предсказуемо не наблюдалось, но он, похоже, совершенно об этом не переживал, являясь лютым интровертом. Замкнутый, нелюдимый, он по-настоящему страдал, когда его вынуждали с кем-нибудь общаться. Разговаривая с посторонними, он никогда не смотрел им в глаза, не улыбался, а порою даже откровенно морщился и мог ляпнуть на голубом глазу что-нибудь типа: «Мне неприятно стоять рядом с вами, от вас мерзко пахнет — можно, я уйду?»
Мама никогда не заговаривала об этом, но Светлана знала: она до сих пор обижена на дочь за то, что та сбежала поступать в Москву и бросила её в Речном — один на один с проблемным сыном. Матери казалось, что поступок Светланы был крайне эгоистичен, и ни разу мысль о том, что у девочки тоже должна быть своя жизнь, своё счастливое будущее, не пришла ей в голову. Она просто затаила в душе эту обиду и — оттого, что никогда открыто не признавалась в этом Светлане — чувствовала себя великомученицей, едва ли не святой, покорно несущей свалившийся на неё крест.
Светлана искренне любила братишку и с радостью забрала бы его к себе, в Москву, но кто стал бы сидеть с ним, пока она находилась на съёмках или гастролях? Мама же и слышать не хотела о переезде к дочери вместе с Тёмой — она говорила, что ей уже слишком много лет для того, чтобы так резко менять собственную жизнь.